Катя взяла гвоздики, поднесла к лицу. Странное ощущение, Ей давно уже не дарили цветов просто так, без повода. На дни рождения, это да, но и все.
— Спасибо, Антош. Очень красивые цветы. Правда. Боюсь только, завянут. Мне ведь их даже поставить не во что.
— А, это мы сейчас организуем.
Антон улыбнулся с огромным облегчением. Неловко он себя чувствовал с букетом в руках. Как столовый буфет, перевязанный розовой атласной ленточкой. Теперь же у него словно гиря с души свалилась.
— Сейчас.
Антон бодрым кавалерийским шагом метнулся по коридору, а Катя зашла в кабинет, положила цветы на стол. Она чувствовала себя так, будто ненароком надела чужую одежду и теперь все принимали ее за кого-то другого.
Лемехов заглянул в кабинет, в руке он держал наполненный водой графин.
— Во, у Гукина из кабинета спер.
Катя засмеялась.
— Да ты что, Антон, с ума сошел? Никита Степанович с тебя три шкуры спустит.
— А-а, плевать! — Антон улыбнулся совсем по-мальчишески.
Катя поставила цветы в графин. Гвоздики рассыпались, изогнулись зелеными тростинами с яркими алыми шапками. Катя стянула куртку, повесила на вешалку.
— Что там со «смольновцами»?
— Панкрат с Жекой разбираются. Да не волнуйся, все нормально будет. — Лемехов махнул рукой.
— Ты насчет Смольного выяснил?
— Да, позвонил, поговорил там с одним. В общем, у них появились новые данные относительно подозреваемого лица. Смольный был выпущен под подписку о невыезде.
— Погоди, — удивилась Катя. — Какие еще данные? Его же со стволом в руках взяли? И экспертиза подтвердила, что из этого ствола еще двух человек завалили, нет? Или я что-то путаю?
— Да нет, ничего ты не путаешь. Все правильно.
— Тогда какая может быть подписка?
— Кать, ну что ты меня-то спрашиваешь? Ты у них спроси. Они знают какая. Слушай, у меня к тебе предложение есть. У тебя какие планы на вечер?
— Дома буду сидеть, с Настеной. А что такое?
— Вот я тут подумал, — Лемехов взгромоздился на край стола, — а что, если нам сходить куда-нибудь?
— В каком смысле?
— Ну, в ресторан какой-нибудь. Настюха уже взрослая девица. Может и без матери вечерок посидеть. Пусть ребенок свободы глотнет.
Катя изумленно тряхнула головой.
— Лемехов, я что-то не поняла, ты над кем решил шефство взять, надо мной или над Настеной?
— Над обеими, — серьезно ответил Антон. — Ну, так как? Насчет ресторана-то?
Катя засмеялась.
— Нет, Антош, ничего не получится.
— Почему?
— Потому что заканчивается на известную букву, — отрубила Катя. — Невеста тебя в текстильной общаге на Макаровке дожидается.
— Да я пошутил, Кать. Насчет невесты.
— Все, Антон. За цветы спасибо, но на этом давай остановимся.
Лемехов вздохнул, пожал плечами.
— Смотри, как знаешь. Наше дело предложить.
Катя вышла из кабинета, подождала, пока Лемехов выйдет следом, закрыла дверь.
— Юань в камере?
— Жека его допрашивает.
— Хорошо. — Катя свернула к кабинету Жени Кузенко, толкнула дверь. — Здравствуй, Женя.
— Здравствуй, Кать.
Женя Кузенко действительно допрашивал Юаня. Хотя «допрашивал» — слишком громкое слово. Задавал вопросы, а Юань эти самые вопросы игнорировал.
— Значит, так, Юань… — Катя придвинула стул, присела верхом, сложив руки на спинке. — Расскажи-ка мне про то, каким образом Смольный вышел на свободу и где он может быть сейчас. Только не ври, что не знаешь.
— Понятия не имею, — пожал плечами Юань.
— Ладно. — Катя повернулась к Жене: — Жека, оформляй его на выход. Пусть катится. У нас вроде были наколки на Крохины точки, верно?
— Были, — легко согласился Кузенко, хотя никаких наколок у него не было и в помине. Если бы такие наколки были, сидели бы они тут, ловили бы мух. — И на Крохины, и на точки других бригад.
— Отлично. Значит, звони, пусть Рахметыч берет своих ребят, и дружненько пройдемся рейдом по всем известным притонам да хавирам. Антон… — Она не отводила взгляда от бледнеющего Юаня.
— Аушки! — весело отозвался тот.
— Прими пару каких-нибудь барыг посолиднее, — напористо продолжала Катя, — обыщи, а потом отпусти. Найдешь при них товар — «не заметь». Только не забудь между делом сообщить Грише и Володе, что слив идет реально от Юаня и Смольного. При барыгах, понятное дело, сообщи. И скажите Рахметычу и ребятам из ППС, чтобы точки «смольновских» не вздумали трогать.
— Погодите. — Лицо Юаня стало напоминать простыню после стирки в «Ариэле». — Начальник, это беспредел.
— А, по-твоему, «предел» — это посторонних людей на стрелке валить? — Катя зло посмотрела на задержанного. — Антон!
— Да. — По голосу Лемехова было понятно, что даже ему слегка не по себе.
— У тебя стволы еще есть? Чистые, грязные, без разницы. Каждому из «смольновцев» — по стволу в карман. Не хватит стволов — патроны. Не хватит патронов — наркоту. И бить до тех пор, пока сами эти игрушки в руки не возьмут и пальчики свои нам не подарят. И чтобы к вечеру последнее бакланье на улицах знало: «смольновцы» под срока пойдут, потому что у Юаня на кармане десять граммов порошка взяли. И Юань своих пацанов нам слил, а сам вчистую вышел. А еще передашь им, что Юань так говорил: «Пехотинцев в городе до болта, не жалко, новых навербуем». — Катя наклонилась к Юаню и, понизив голос, сказала вкрадчиво: — Хочешь знать, что я сделаю дальше, голубь? Я поспорю с каждым сотрудником УВД на сто рублей, что ни ты, ни Смольный не дотянете до завтрашнего утра. А утром куплю себе на выигрыш новую машину. — Она выпрямилась, улыбнулась жестко. — Вот так мы поступим со всем вашим змеиным выводком, Юань.
— Пацаны-то звонили, что здесь только честные менты работают, — пробормотал Юань. — А вы такие подляны кидаете.
— Честные? — Катя усмехнулась. — Ты бы про честность помолчал. Я бы всех вас собственными руками передавила. А если не получается справиться законными методами, будем пользоваться доступными. Жеглова помнишь: «Вор должен сидеть в тюрьме, и людям плевать, каким образом я его туда упрячу»? Хватит на ваши рожи любоваться. Вот это и есть для меня вопрос честности. Все остальное — блажь. Женя, пусть подписывает протокол и катится на все четыре стороны.
— Погоди, — взмолился Юань. — Чего вы сразу-то? Подумать бы дали.
— Раньше надо было думать. А теперь или говори, или проваливай, — жестко ответила Катя.
— Ладно, но только при условии, что вы меня не сдадите потом.
