– Я хоть и старая, но еще не в маразме, отлично помню, что в заявке прочитала! Уважаемый! Господи, как его зовут? Не помню… – Она призывно замахала рукой, подзывая к себе Администратора, трепавшегося со второй «судейской» дамой, владелицей конюшни «Мустанг», с которой пришли наши главные соперники. – Документы у вас? Позвольте взглянуть!
У Администратора вдруг начали подергиваться уголки губ – как на первое апреля, когда видишь, что вот-вот сработает твой прикол, – и он почесал к нам. Владелица «Мустанга» как на привязи потянулась за ним.
– Мне это все не нравится, – буркнул Мишка.
– Вот, пожалуйста, твоя заявка, – директриса перелистнула прозрачные странички файловой папки, коротко остриженный ноготь уперся в наши с Мишкой фамилии в конце отпечатанного на принтере списка. Напротив и правда стояла пометка «вне конкурса». И синяя печать поверх размашистой подписи Светланы Викторовны.
Чувство было точно такое, как если на прыжке вылетаешь из седла, кувыркаешься через голову лошади и грохаешься оземь. Пытаешься встать, а мир вокруг кружится и дергается, а тело на несколько мгновений, прежде чем ушибы начнут болеть, становится как набитый сеном мешок.
– Это не моя заявка. И подпись… я совершенно точно помню, что я расписывалась синей ручкой – еще подумала, что они с печатью в тон, – а здесь черная.
– Света, не позорься! – косясь на владелицу «Мустанга», бросила директриса. – Здесь не шпионский роман!
– Но как же, если это не моя заявка! – закричала Светлана Викторовна. И смолкла. Посмотрела на Администратора в упор. Тот широко и нагло улыбнулся ей в ответ. – Хорошо… Ладно… – Она скользнула по мне взглядом, отвернулась и твердо отчеканила: – Тогда больше всего баллов набрала Лида на Арсенале?
– Может быть, может быть… – кокетливо-веселеньким тоном откликнулся Администратор. – Если только Арсенал пройдет проверку на допинг.
– Какой еще допинг?! – теперь уже в один голос орали завуч и директриса.
– Ну как же, был прецедент с мальчиком Костиком, а раз был – мы должны реагировать. Вот еще по выездке, с этой лошадью, Дамой… Так ведь и непонятно, чья она, а если за школой лошадь не числится, так может ли школа считаться победителем? – Администратор аж таял от удовольствия, каждое его слово стекало медленно и весомо, как капли меда с ложки.
– Мы оформили документы на Даму! – закричала Светлана Викторовна.
– Какие документы? У меня никаких документов нет.
– Па-азвольте! – вдруг влезла владелица «Мустанга». – Арсенал у вас на допинге, Дама не ваша… Выходит… выиграли мои лошади? – она расцвела улыбкой. – Я всегда знала, что с вашими победами нечисто!
– Что значит – нечисто? – грозно стукнула палкой о землю директриса.
– А вы не кричите. Вот всегда эти коррупционеры кричат, когда их выводишь на чистую воду! – меланхолично заметил Администратор.
– Пойдем, – Миша взял меня за руку и повел в сторону конюшен. Дама тихонько зацокала в поводу. Полинка заметалась, не зная, то ли бежать за нами, то ли остаться. Мы шли через толпу, и все окликали нас:
– Сашка, поздравляю, отлично проехала!
– Миш, для первого раза просто круть!
– О, вон наша победительница, поздравляю, Сашенция!
В денниках конюшни, обихаживая своих и чужих лошадей, возились девчонки. Некоторых я по два месяца не видела, – мне бы поговорить, хоть бы поздороваться, а я… даже не соображаю ничего! Я отвела Даму на место и начала снимать амуницию. Слезы туманили глаза: как же так? Я же… выиграла! Что за глупости, какое «вне конкурса»? А со всех сторон так и неслись поздравления, и на меня уже стали поглядывать с любопытством, удивляясь, чего это я прячусь за лошадью и не отвечаю.
– Пойдем, здесь поговорить все равно не удастся, – Мишка оттеснил меня и принялся торопливо стягивать с Дамы ногавки. – Мы за сеном сходим, – громко сказал он, забрасывая снарягу в седловую.
– Ого! А за каникулы тут, оказывается, прогресс наметился! – промурлыкали от одного денника. – Не ходи, селянка, на сеновал! – зловеще предупредили от второго.
Лицо у Мишки застыло как каменное, и он выволок меня с конюшни. И снова вокруг сновали люди, Мишка мрачно молчал на раздающиеся со всех сторон поздравления, так что, когда яркий свет праздничного дня сменился прохладным полумраком сеновала, я обессилено плюхнулась на самый краешек здоровенного, уходящего под потолок сенного стога и утонула в пушистой сухой траве.
– Как думаешь, Светлана все исправит?
Мишка плюхнулся рядом, выдавив в сене еще одну глубокую ямку. Вытащил длинную сухую травинку, сунул ее в рот и уже через нее промычал:
– Ничего Светлана уже не исправит. Лидку, может, и отмажут… со временем. А мы с тобой в этот раз мимо медалек пролетели.
– Но это же ошибка, это… – Я попыталась приподняться на локтях, но сено спружинило подо мной, опрокидывая навзничь.
– Никакая не ошибка. – Мишка продолжал задумчиво грызть травинку. – Я сам нес нашу заявку в судейскую коллегию и по дороге ее просмотрел.
– Зачем?
– Потому что я давно в спорте и знаю, какие могут быть ошибки. Мы с тобой были в нормальной заявке, и – да, подпись была синей, а не черной ручкой. Так что можешь даже не подозревать нашу завуч, что это она Банни на бойню отправила.
– Думаешь, этот… – я дернула головой в сторону двери: там, за дверью, было много народу, но Мишка наверняка понял, что я имею в виду Администратора. – Подделал ее подпись? Он что – мастер фальшивок?
– Зачем? Так, как он подделал, я тоже могу – кладешь обе бумажки на окно и под стекло переводишь.
– Но его же легко поймать! Отправить подпись на экспертизу – и все! А еще мы слышали, как он того араба специально выпустил!
– Не смеши, – Мишка смачно выплюнул травинку. – Тебе тут что, CSI – команда экспертов?[18]У нас людей убивают безнаказанно, а ты рассчитываешь на экспертизу из-за сданного на бойню клеппера? Максимум, чем гад рискует, это что деньги за Банни не удастся в карман положить. А с арабом так вообще: пустил лошадку погулять – что такого?
– За людей я не отвечаю, – пробормотала я. – Люди сами по себе. А лошади нам верят. Они же… беззащитные, бездомного кота хоть подобрать могут… или подкормить – а кто подберет никому не нужную лошадь?
Я повернулась на другой бок, к Мишке спиной. Если хочешь, чтоб тебе посочувствовали, чтоб преисполнились возмущения, надо говорить о людях. О директрисе, для которой школа – единственное, что привязывает ее к жизни. О Светлане Викторовне, Петровиче или дяде Грише, которые останутся без работы. Даже о Мишкиной спортивной карьере можно. А о лошадях – только с конниками. Для других лишившаяся дома лошадь вполне может стать колбасой… и продолжать приносить пользу людям! А все остальное не стоит внимания.
