Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 40
Последние недели принесли облегчение. Но продлится оно лишь до того дня, когда Эйвери Шоу окончательно его покинет. И тогда он вернется к прежнему ритму, вдохнет живительный воздух своего дома и все пойдет по-старому.
Эйвери возвратилась в свой номер в три ночи, довольная прошедшим вечером. Напоследок она выпила по паре коктейлей с полной восторга Клаудией. И от чувств к Джоне у нее словно крылья за спиной вырастали.
Она жалела, что его не было рядом, но он исчез около полуночи. Девочки с Зеленого острова набрались коктейлей, начали его обхаживать и звать капитаном Джеком, а он, видимо, счел за лучшее сказать им «до свидания».
Эйвери решила позвонить матери. Вечеринка в Нью-Йорке планировалась на следующий день. Отнюдь не праздник для нее. И все же надо было хотя бы дать знать матери, что все в порядке, выразить надежду, что все пройдет… некатастрофично. Так почему бы не сделать звонок, пока она полна пива и радости?
Лежа на кровати, под льющимся из окна лунным светом, она приложила мобильник к уху.
– Привет, – поздоровалась Эйвери, после того как мать ответила ей хриплым от постоянной болтовни с подружками голосом.
– Дорогая, – проговорила мать так устало, что Эйвери быстренько посмотрела на телефоне, который час. – Сколько сейчас у вас?
– Полночь. Но все о’кей. Я только что вернулась с вечеринки, которую сама и устраивала. В «Тропикане» перезагрузка. И это чудесно.
– Не сомневаюсь.
Эйвери сглотнула.
– А у тебя все готово?
– Хм-м-м?
– То есть твоя вечеринка?
– Ох. Разве не говорила тебе? Я ее отменила.
Отменила?.. Невозможно поверить. А ведь здорово, да? Может, они помирились! От этой мысли по всему телу Эйвери пробежала волна надежды. Может, дела пойдут на лад по обе стороны океана…
– Ты сидишь на стуле? – Каролина вывела дочь из задумчивости.
– Да, конечно, – соврала Эйвери и по крайней мере приподнялась на локте.
– Должна рассказать тебе кое-какие новости, когда вернешься, но не хочу, чтобы ты питалась слухами… Дорогая, твой отец снова женится.
У Эйвери выскользнула из-под подбородка рука.
– Дорогая? – повторила мать.
– Я слышала. – Эйвери заставила себя сесть, вытянула вперед и скрестила ноги, а затем вытерла тыльной стороной ладони вдруг вспотевший лоб. Ее отец… снова женится? – О, мам.
– Когда мы скайпились неделю назад, ты казалась такой счастливой, и я не смогла… Но все равно ты бы это узнала. Филип женится, – повторила мать, и на сей раз Эйвери почувствовала, что за этими словами стоит нечто большее. – Ты в порядке?
– Со мной все будет хорошо. А разве когда-нибудь было иначе?
Эйвери собиралась себя изменить, однако в этот раз солгала. Она выучилась говорить матери «нет», но сейчас время для этого было неподходящее.
– Может, это и к лучшему… – предположила Эйвери. Она закрыла глаза и снова почувствовала себя шестнадцатилетней девочкой. – Может, и ты себе кого-нибудь найдешь.
– Ты моя хорошая, – отделалась ласковой фразой Каролина, ничего не пообещав.
И впервые после развода родителей Эйвери кое-что поняла.
Как же тонка грань, разделяющая любовь и… не ненависть, а, наверное, недовольство друг другом. Эйвери была знакома с этими чувствами. Джона тоже довел ее до белого каления пару недель назад, как раз перед ключевым моментом их отношений, – своим упрямством, самоуверенностью, безразличием. И нескоро он хотя бы самому себе признался, что она ему очень нравится.
А ключевой момент – ужасное время. Но оно того стоит. Зато теперь по каждому взгляду и прикосновению Джоны она чувствовала, что не просто ему нравится, что это нечто большее.
Может, поэтому ее мать так долго никого не искала и бывшему мужу покоя не давала. Вовсе не из-за истеричного характера, а потому, что это было лучше других вариантов.
Эйвери прикусила губу, чтобы совсем не расчувствоваться.
– Дорогая, – промолвила ее мать, не дождавшись ответа, – хочу сказать тебе еще одну вещь. Запомни, может, пригодится когда-нибудь. Жизнь с мужчиной – это не только праздники. В один прекрасный день вам подумается, что вы совершенно разные люди, силящиеся приноровиться друг к другу. И временами это покажется вам непосильной задачей. Но как бы трудно ни жилось с ним – без него будет еще труднее.
Один прекрасный день? Эйвери задумалась. Ее мать на другом конце земли, словно догадалась, какой важный день был у Эйвери. И в три часа ночи по-философски мудро заглянула в будущее. Эйвери прижала пальцы к глазам.
– Впрочем, забудь обо всем этом. Просто наслаждайся отдыхом. Там солнечно?
Эйвери посмотрела на мерцающее в лунном свете море.
– Солнечно, как нигде больше на земле.
– Береги себя. Носи шляпу, не забывай о креме от загара. У тебя такая нежная кожа! И ты такая юная. А молодость проходит – не успеешь и глазом моргнуть.
Эйвери наконец расплакалась. Большие слезы прокладывали широкие влажные дорожки к ее вечернему наряду.
– Люблю тебя, мам.
– Люблю тебя тоже, моя детка.
Эйвери отключилась и подержала телефон в руке.
Ссутулившись, она посмотрела на небо. Такая же луна взойдет над Нью-Йорком следующей ночью.
Она вообразила себя в аэропорту имени Джона Кеннеди, как холодный ветер бьет полами ее пальто, и ей никак не надышаться неповторимым воздухом Куинса, а миллионы таксистов бьются за место под солнцем.
Мотнув головой, она мысленно переместилась в Центральный парк, к барельефам на фронтоне Нью-йоркской публичной библиотеки и в свой любимый обувной магазин в глубине делового квартала. Вспомнила огни Бродвея. Коктейль-бар в двадцатипятиэтажном манхэттенском «утюге» Флэтайрон-Билдинг. Как она смеется с подругами, перемывает с ними косточки знакомым и самих их знает как облупленных.
Она заморгала и вдруг увидела Джону, с прищуренными глазами, белозубой улыбкой и загорелым лицом, мокрыми от океанской воды курчавыми волосами, освещенного солнцем. Она опустила веки и словно ощутила его руки на своей талии, они скользнули по ее ребрам, прикоснулись к груди. Она открыла рот, чтобы впитать его вкус. Его жар. Его желание.
И его неповторимость. Всем нравилось ее личико. Легкий характер. Улыбчивость. А с Джоной она могла быть самой собой. Плохой или хорошей. Довольной или расстроенной. Разной в каждый момент времени.
У нее защемило сердце от одиночества, от тяжкого предчувствия, кем она будет без него и какой станет ее жизнь.
Потому что приближался ее отъезд.
Ее мать старалась выглядеть невозмутимой, и это совсем не просто после всех перипетий прошедшего десятилетия. И надо бы ее поддержать, побыть с ней рядом. Не лететь к ней сломя голову и не убеждать, как все хорошо. А просто обнять. Чтобы она почувствовала себя любимой. И кому-то нужной.
Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 40
