Глава 1
Я пошевелила пальцами в слишком тесной обуви, заставила себя встать прямее и не обращать внимания на вспышки фотокамер, стрекочущих вокруг. На улице было довольно жарко, хотя время близилось к пяти вечера; а я, несмотря на жару, была одета в твидовую юбку до колен и белую блузку на пуговицах. Волосы я уложила феном и завила, в ушах красовались жемчужные сережки, я была слегка накрашена. Ясное дело, в обычную среду в начале июня я бы не стала разгуливать в таком виде; однако это была не обычная среда.
– Спасибо всем, что пришли, – сказал мой отец, стоя за трибуной, помещенной посреди нашего крыльца. Он на секунду замешкался, перекладывая бумаги, прежде чем начать свою речь, которую я знала наизусть. Питер Райт, глава его аппарата и главный политтехнолог, заставлял меня слушать ее много раз, пока я не научилась делать это, не меняясь в лице так, как будто все, что говорил мой отец, мне давным-давно известно и не способно меня удивить.
Однако в первую пару секунд, когда полились (теперь уже) хорошо знакомые слова, я удивленно таращилась на трибуну: откуда она тут вообще взялась? Питер что, всегда возит парочку в своем внедорожнике?
– …сожалею, что жители штата Коннектикут могли потерять часть своего доверия ко мне, – произнес отец, и я вернулась в реальность, перевела взгляд на него, надеясь, что мое лицо не выражает ничего, кроме дочерней поддержки. Потому что иначе эта история, и так уже захлестнувшая круглосуточные новостные каналы и проникшая в Интернет, только продолжит развиваться.
Не то чтобы я не понимала причин. Видный член Конгресса, один из выдающихся деятелей партии внезапно оказывается в центре скандала, угрожающего не только всей его политической карьере, но и следующим национальным выборам! Заголовки множились как грибы после дождя.
Если бы подобное случилось с кем-то другим, я лишь пожимала бы плечами, глядя на круглосуточные репортажи: а чего еще они ожидали? Но это происходило здесь, на моем дворе, у меня на крыльце, с моим отцом. Конечно, я не могла быть беспристрастна.
Я взглянула на толпу репортеров и фотографов. Их камеры и фотоаппараты были нацелены на нас, постоянно слышалось щелканье затворов, напоминающих о том, что каждая секунда происходящего фиксируется. Эти акулы пера всегда чуют кровь. Что довольно очевидно по количеству народа на нашей лужайке и по фургонам прессы, выстроившимся вдоль квартала. Журналисты наводняли город с самого начала истории, однако до недавнего времени охрана Стенвич Вудс – микрорайона в городке Стенвич, штат Коннектикут, где мы живем, – не подпускала их к нашему дому. Поскольку обычно работа охранников состояла в том, чтобы приветствовать жителей и читать журналы, у меня было ощущение, что они не слишком-то рады необходимости выстраивать оборону от крупнейших телеканалов.
От громких заголовков и кричащих сообщений было негде укрыться. В основном все они упирали на тот факт, что пять лет назад мой отец был выдвинут в вице-президенты, хотя потом отозвал свою кандидатуру, и намекали на то, что и на грядущих выборах он мог бы стать сильным претендентом на вице-президентское кресло, если не выше. О разразившемся скандале писали с плохо скрываемым злорадством, и каждый новый заголовок был хуже предыдущего: «Зарвавшийся сенатор свалился с небес на землю», «Политическая звезда гаснет из-за коррупции в партии», «Роковая ошибка Уокера». Я с детства привыкла к вниманию прессы, но так себя никогда не чувствовала.
Мой отец, член палаты представителей Александр Уокер, заседал в Конгрессе с того времени, когда мне было три. До этого он был публичным защитником[1], но я уже не помню жизни без умасливания избирателей, выстраивания стратегии и анализа округов. У родителей моих друзей бывали случаи, когда они занимались какой-то работой, потом увольнялись и забывали о ней навсегда. Но только не у моего отца. Работа была его жизнью – а значит, и моей тоже.