Анаис на миг захотелось вернуться к началу этого страшного разговора, более того, ей захотелось, чтобы его и вовсе не было. Чтобы остался лишь кивок Хасиба и ее, Анаис, радость, что все устроилось и быстро и легко. Но отрешенность в глазах Хасиба говорила, что теперь она уже не властна над его судьбой…
– Ну что ж, юный человечек, да будет так. Я тоже положусь на судьбу. Тебе же осталось считать часы до того мига, когда каменный топор откроет твою грудь, дабы я добыла из нее твое лживое сердце.
«Аллах всесильный! Вот все и решилось… Ну что ж, учитель, я не посрамил твоего имени и твоей чести, я не предал твоих целей. Я не стану мужем Царицы, не дам жизни никому из ужасных ее потомков. Более того, быть может, мое видение было пророческим, и она, твоя цель, Царица змей, некогда все же падет смертью, пусть и не от твоей руки…»
Воистину без трепета и страха, без сожаления, гнева и корысти всходил на истертые ступени к древнему, черному от крови жертвенному камню Хасиб. Ясный день дарил ему мгновения столь полного наслаждения этим миром, что сейчас юноша и не думал о том, что эти мгновения станут последними в его жизни.
Более того, в глубине его души жило торжество – торжество от того, что имя учителя, не произнесенное вслух, не было очернено и на миг; что цель учителя, быть может, еще и не близкая, но была осуществима; что он, Хасиб, пусть и не стал самым лучшим из учеников, но, без сомнения, не стал и предателем.
Анаис, прекрасная в своем человеческом облике, и решительная, как самая страшная из ее подданных, шагала следом за ним. Она удивлялась, сколь тверды шаги этого юноши, поражалась тому, сколь гордо выпрямлена его спина, и недоумевала, почему же ни тени страха не мелькнуло в его глазах. Ибо вершина пирамиды была не просто ужасна – она могла вызвать панический, животный, непобедимый разумом страх.
Черные потоки засохшей крови, что проливалась на этом камне тысячи и тысячи раз, запеклись навеки, огромные ступени были исцарапаны когтями, которые принадлежали существам столь гигантским, что это не умещалось в человеческом воображении… Но Хасиб спокойно взбирался вверх по этим ступеням, улыбаясь каким-то своим, далеким от нынешнего мига мыслям. И видно было, что его не в силах испугать или смутить вообще ничто.
Наконец черный жертвенный камень предстал во всей своей отталкивающей красе. Его бока были испещрены изображениями, которые некогда оставили на нем племена, считавшие ее, Анаис, отца, Кетсалькоатля, своим добрым повелителем и защитником. О, он их защищал, он ими повелевал, но не более, чем повелевал своими истинными подданными – всеми чудовищами и гигантами мира. Широкий желобок окружал камень, а тяжелый каменный нож, столетия назад заточенный до немыслимой остроты, по-прежнему лежал неподалеку.
– Готов ли ты, ничтожный глупец? – спросила Анаис. Она все еще надеялась, что ей удастся вернуть согласие Хасиба, пусть и испугав юношу до последней степени.
– Я готов ко всему, сладкая греза!
– Так, значит, ты готов и стать моим спутником?!
– О да, я говорил тебе, что не отступлю от своего слова. Но, увы, это ничего не изменит – и ты по-прежнему не в силах будешь подарить мне ни бессмертия, ни долгих лет, ни даже самой жизни…
– Зато я могу ее у тебя отнять! – в бессильной злобе воскликнула Анаис, поняв, что ничего не добилась и, напротив, потеряла его, Хасиба, навсегда.
– Ну что ж, отнимай. Я отдам ее тебе без страха, ибо так смогу не посрамить чести человека, одно имя которого значит для меня куда более, чем все твои обещания и самые сладкие клятвы.
Анаис не понимала, что происходит. Обычно побуждения людей вполне объяснимы. Но этот юный безумец, готовый ради какого-то никчемного имени отдать жизнь!.. Нет, ей этого было не понять.
«К счастью, он не стал моим мужем. Хотя, надеюсь, его бесстрашие сослужит мне добрую службу!»
– Ну что ж, человечек, тогда обнажи грудь, дабы я смогла достать из нее твое сердце!
– Ну что ж, оно тебе не принадлежало… И потому ты сейчас ничем не лучше полуночного вора, только тебе, никчемной, не нужен мой кошель.
Хасиб спокойно сбросил рубаху и встал перед девушкой. Та занесла нож.
– Прощай же, мой добрый учитель, великий Саддам. Да свершится в веках твоя ц…
И более ни слова Хасиб произнести не успел. Ибо, услышав имя своего злейшего врага, Анаис нанесла юноше удар такой силы, что пронзила и само его сердце – спокойное, бестрепетное и верное.
Макама двадцать пятая
Воистину, эта жертва была именно той, о которой говорил некогда своим детям Повелитель гигантов. В тот миг, когда кровь Хасиба оросила жертвенный камень, стала Анаис, Царица змей, наследницей своего отца, будущей Повелительницей гигантов.
Но странные слова предсказания этого удивительного смельчака по-прежнему звучали в ее ушах, и потому она более не искала себе спутника, дабы продолжить свой род. О нет, вместо этого она решила отгородиться от мира всеми возможными способами.
Так среди бурного океана, вдали от течений и ветров, встал каменный остров. Его слагали не граниты или песчаники, а самоцветы невиданной красы и огромной, непостижимой ценности. Даже песок, который устилал дорожки и полы пещер, был истертыми в пыль алмазами и изумрудами, рубинами и сапфирами.
Самые глубокие пещеры стали обиталищем Повелительницы гигантов, самые страшные змеи, чудовищно огромные и бесконечно ядовитые, стали ее личной охраной, а страшная Митгард, ста локтей в длину и десятка локтей в обхвате, само воплощение Иблиса Проклятого, стала любимой подругой Анаис, некогда необыкновенной красавицы, а ныне страшной Повелительницы.
Забывались уже те дни, когда она, подобно простым смертным, жила в городах, вкушала яства, которые человечки считали лакомствами, любовалась их простыми забавами и искала среди них того, кто сможет стать отцом ее потомков. Забылось даже само это желание – продолжить свой род. Ибо предсказание самого непонятного из них, самого бесстрашного и отчаянного, всерьез напугало ее.
Сколько лет минуло с той поры, Анаис не знала, ибо счета быстротекущему времени не вела, да и не хотела. О, здесь, в своей пещере, на своем острове она была воистину всесильна, а ее верные посланники – птицы Рухх, гигантские и неутомимые, – могли разнести ее повеление сколь угодно далеко и сколь угодно быстро. А в том, что ее повеления выполняются неукоснительно и мгновенно, она не сомневалась ни единого мига.
Не раз бывало, что посланники ее приносили вести от сестер и братьев, от отца, ушедшего на покой и наслаждающегося тем, что нет необходимости кого-то судить или миловать, уничтожать или возвышать. Вести эти радовали Анаис, но не более. Отрешенность, которая пришла к ней вместе с короной Повелительницы, с каждым днем становилась все более глубокой. И пусть девушка знала обо всем, что происходит за пределами ее острова, но ее не беспокоило совершенно ничего. Она лишь надеялась, что остров, неведомый и порой невидимый, сможет скрывать ее бесконечно долго, а предсказание смертного глупца так и останется пустыми словами, которые давно унес и развеял над его могилой всесильный ветер.
