Однако юноша не мог забыть, что обещал царю Иобату убить ужасную Химеру, а потому, освоившись как следует с трудностями воздушной верховой езды и приучив Пегаса слушаться не только малейшего движения руки, но и голоса, он решил исполнить свое обещание.
Однажды, проснувшись на рассвете, Беллерофонт разбудил крылатого коня, потрепав его за ухо. Пегас сейчас же вскочил на ноги и, поднявшись на четверть мили вверх, описал большой круг около горы Геликон в знак того, что он проснулся и готов пуститься в дорогу. А затем, издав громкое, веселое и мелодичное ржание, он с легкостью прыгающего на ветке воробышка спустился на землю около Беллерофонта.
– Хорошо, милый Пегас, хорошо, мой небесный скакун! – воскликнул Беллерофонт, нежно поглаживая шею лошади. – А теперь, мой проворный дружище, пора приняться за дело. Сегодня нам предстоит сразиться с ужасной Химерой!
Покончив с едой и напившись воды из родника Гиппокрены[6], Пегас сам потянулся к Беллерофонту, чтобы тот надел на него узду.
Пока Беллерофонт готовился к битве, конь игриво подпрыгивал в воздухе, всем своим видом показывая, что ему не терпится отправиться в путь.
Когда все было готово, Беллерофонт сел на Пегаса и поднялся миль на пять вверх, чтоб лучше видеть путь, который предстояло преодолеть: он всегда делал так, отправляясь в далекое путешествие. Затем он повернул Пегаса на восток и пустился в Ликию. По дороге они нагнали орла и, прежде чем тот успел посторониться, так близко пронеслись мимо него, что Беллерофонт мог легко поймать птицу за лапу. Они мчались вперед с такой быстротой, что еще на восходе увидели высокие горы Ликии, изрезанные глубокими мрачными ущельями, в одном из которых, как полагал Беллерофонт, жила отвратительная Химера.
Близок был конец их путешествия: крылатый конь со своим седоком начал медленно спускаться под прикрытием облаков, окутывавших горные вершины. Спрятавшись за облако и осторожно выглядывая из-за него, Беллерофонт как на ладони видел всю Ликию. Сначала он не заметил ничего особенного в расстилавшейся перед ним стране, покрытой холмами и скалами, и, только приглядевшись, увидел ряды сожженных хижин и трупы коров и лошадей, которые усеивали бывшие пастбища.
«Наверное, все это наделала Химера, – подумал Беллерофонт. – Но где же это чудовище?»
Как я уже упоминал, с первого взгляда нельзя было заметить ничего особенного, кроме трех струек черного дыма, зловеще поднимавшихся откуда-то из пещеры. Сама пещера располагалась как раз под крылатым конем, находившимся на высоте около тысячи футов над землей. Медленно поднимавшийся кверху дым обладал необычайно удушливым запахом, заставившим Беллерофонта чихать, а Пегаса – фыркать. Серный смрад был так неприятен чудесному коню, который привык дышать самым чистым воздухом, что он взмахнул крыльями и чуть не на полмили отлетел в сторону.
Однако, оглянувшись назад, Беллерофонт увидал нечто такое, что заставило его дернуть за узду и повернуть Пегаса обратно. Он сделал знак крылатому коню, после чего тот стал медленно опускаться, пока не спустился до высоты человеческого роста. Прямо перед ними, на расстоянии брошенного камня, был вход в пещеру, откуда тянулись струйки дыма. И знаете, что увидел там Беллерофонт?
Странные ужасные существа копошились внутри пещеры. Их тела так близко соприкасались друг с другом, что Беллерофонт не мог понять, где начинается одно и заканчивается другое: судя по головам, одно из этих чудовищ было огромной змеей, другое – свирепым львом, а третье – безобразным козлом. Лев и козел спали, а змея бодрствовала, широко раскрыв огненные глаза. Но что всего удивительней – три ленты дыма, по-видимому, исходили от этих трех голов! Зрелище было таким странным, что Беллерофонт не сразу догадался, что попал в пещеру ужасного трехглавого чудовища, Химеры, хотя он и готовился к встрече с ней. Змея, лев и козел не были, как он предполагал ранее, тремя отдельными существами, они составляли одно целое!
Злая, омерзительная тварь! Прежде чем две головы ее погрузились в сон, она сожрала бедного ягненка или, может быть, – о чем страшно подумать! – какого-нибудь маленького мальчика, так как в ужасных когтях чудовище держало чьи-то окровавленные останки!
Вдруг Беллерофонт вздрогнул, словно пробудившись ото сна, и понял, что имеет дело с Химерой. Пегас, казалось, тоже понял это, потому что издал короткое ржание, напоминавшее призывный звук трубы. Заслышав его, все три головы Химеры разом поднялись, извергая снопы пламени, и прежде чем Беллерофонт успел сообразить, в чем дело, чудовище выскочило из пещеры и бросилось на него, выпустив свои страшные когти и зловеще крутя змеиным хвостом. Если бы Пегас не отличался быстротой птицы, оба – и конь, и всадник – неминуемо погибли бы от когтей Химеры, и битва кончилась бы раньше, чем началась. Но крылатого скакуна не так-то легко было застать врасплох. В мгновение ока он взмыл в воздух, чуть не под самые облака, фыркая от злости и дрожа не от страха, а от отвращения к омерзительному трехглавому чудовищу.
Химера тоже поднялась на кончике хвоста и, яростно суча лапами, извергла снопы пламени из всех трех пастей. Боже, как страшно она ревела, шипела и блеяла! Беллерофонт выставил щит и обнажил меч.
– Теперь, дорогой мой Пегас, – прошептал он на ухо крылатому коню, – ты должен помочь мне убить эту отвратительную гадину или тебе придется вернуться на вершину горы Геликон одному. Либо
Химера погибнет, либо отхватит мне голову, которая столько раз покоилась на твоей шее!
Пегас заржал и нежно потерся мордой о щеку Беллерофонта, словно желая сказать, что даже обладая даром бессмертия, он, скорее, предпочел бы погибнуть, чем лишиться друга.
– Спасибо тебе, Пегас – ответил Беллерофонт. – Итак, вперед! Нападем на чудовище!
С этими словами он дернул за узду, и Пегас стрелой бросился на Химеру, которая старалась как можно выше подняться в воздух. На расстоянии вытянутой руки Беллерофонт нанес чудовищу первый удар, но не успел заметить, удачен он был или нет, так как Пегас круто развернулся и несколько мгновений двигался в противоположную сторону. Однако вскоре крылатый скакун повернул и помчался назад, пока не очутился на прежнем расстоянии от Химеры. Беллерофонт увидел, что ему почти удалось отрубить козлиную голову чудовища, которая теперь едва болталась на обрывке кожи и казалась совершенно безжизненной.
Змеиная и львиная головы, которым словно передалась свирепость отрубленной головы, извергали огонь и ревели с еще большим остервенением, чем прежде.
– Ничего, мой храбрый Пегас, – воскликнул Беллерофонт, – если второй удар окажется не менее мощным, мы прекратим либо рев, либо шипение!
И он снова тронул узду. Крылатый конь столь же стремительно бросился на Химеру, и новый страшный удар обрушился на голову чудовища. Однако на этот раз ни Беллерофонту, ни Пегасу не удалось отделаться так счастливо, как раньше. Одной лапой Химера сильно оцарапала юноше плечо, а другой повредила левое крыло лошади. Но Беллерофонт поразил львиную голову чудовища, и она бессильно повисла, испуская густые клубы черного дыма, вместо огня. Зато единственная оставшаяся теперь змеиная голова стала вдвое свирепее и ядовитее, чем раньше. Она извергала столбы пламени длиной в пятьсот ярдов и шипела так громко, яростно и пронзительно, что царь Иобат, находившийся за пятьдесят миль отсюда, дрожал и трясся на троне.
