Лидера «здоровых сил нации» пришлось спешно выдворять обратно в Союз.
И второй «блин» оказался комом. Москва для Амина была недоступной и не внимала его неоднократным попыткам выяснить, чем же он ей не угодил, дважды едва не погибнув.
Выждав почти три недели, он направил Брежневу сообщение: «Тараки еще здесь. Что мне делать с ним? Если Вы хотите, я могу направить его в Москву». Об этом факте свидетельствует автор книги «Трагедия Афганистана». Ссылаясь на информацию племянника Амина — Мир Вайса, с которым он сидел в тюрьме Пули-Черхи, Р. Анвар утверждает: «Брежнев 6 октября 1979 года прислал ответ: «Нет никакой необходимости направлять Тараки в Москву. Это Ваше дело. Поступайте, как считаете нужным».
Возможно, Генсек и его окружение не предполагали трагической развязки… Без сомнения — у Брежнева с Андроповым была надежда на готовившийся и предстоящий через несколько дней мятеж 7-й пехотной дивизии в Ришхоре, нескольких других частей и Баграмской авиабазы. Факт малоизвестный…
С другой стороны, как считает Р. Анвар, «если советское руководство предвидело, какое «решение» примет Амин при данных обстоятельствах, тогда ясно, что ответ являлся дипломатичным подтверждением того, что Москве безразличны как Тараки, так и его фракция «хальк». Аминовские министры утверждали, что если бы Брежнев хотел спасти Тараки, то Амин не смог бы его уничтожить.
Общеизвестно, что Амин, чтобы угодить советскому руководству, заменил смертные приговоры Кештманду и Кадыру пожизненным заключением за два дня до убийства Тараки (т. е. 6 октября, в день получения ответа от Брежнева). После… их сторонники заявляли, что «Брежнев преднамеренно спровоцировал столкновение между Амином и Тараки, чтобы расчистить путь для Кармаля…».
Именно ответ Брежнева (скорее всего, в тот же день) и повлиял на окончательное решение Амина убить Тараки. Отменой казни Кештманду и Кадыру хитрец просто хотел подсластить другую, горькую пилюлю для Кремля. Но, думаю, Брежнев и Андропов все же трагедии не предполагали. Они просто усыпляли бдительность Амина накануне подготовленного на середину октября восстания войск, верных Тараки.
Для Амина ситуация оставалась неоднозначная. Она могла еще вдруг измениться. В армии по-прежнему оставались сторонники Тараки. Хоть они были и в меньшинстве, но брожения среди них были заметны. Да и предшествовавшая мощная поддержка для Тараки со стороны советских представителей также вызывала опасения. Амин поступил «как считал нужным», приказав убить Тараки. Все завершилось «по-восточному».
Не исключено, что помимо вышеизложенных обстоятельств побудительным мотивом для него могла стать какая-либо дополнительная форс-мажорная информация о готовящихся выступлениях лояльных Тараки армейских частей. Вскоре это и произойдет в действительности, когда 14 октября вспыхнет мятеж.
Точно не установлено, пытался ли Амин вытрясти из Тараки все подробности происходившего 11–14 сентября. Возможно, и нет — иначе не было бы декабрьских событий. Но в конце октября в личном послании Брежневу он потребует замены посла Пузанова, непосредственно заманивавшего его в ловушку к Тараки 14.09. Кроме того, знаю из рассказов участников допросов неудавшихся заговорщиков — и это, пожалуй, главное, — Амину стало известно о причастности посольства и неких советских сотрудников к восстанию в Ришхоре.
* * *
Отвлекусь для необходимых разъяснений. Как уже говорилось, вышеупомянутый автор «Трагедии Афганистана» два с половиной года был узником Пули-Черхи. Там же содержались и уцелевшие после 27 декабря члены семьи Хафизуллы. Младшей дочери Амина он даже преподавал там английский. За этот период Раджа собрал, проанализировал и обобщил богатый фактический материал. В середине декабря 1988 года Артему Боровику довелось встретиться с ним в Лондоне. Там он получил авторский экземпляр книги и еще много интересной информации.
Случилось так, что с Артемом мы встречались накануне, за два дня до его поездки в Англию. Была суббота. Мы проговорили с утра до позднего вечера, опорожнив за день два литровых термоса кофе, по одному из которых каждый из нас, не сговариваясь, принес с собой. К моему удивлению, Артему на тот момент ничего не было известно о сентябрьских попытках уничтожения Амина. Да и понятно, ведь все держалось в тайне, а все собаки вешались на Амина. Через две недели он вернулся. Мы созвонились, и он вдруг сообщил: «Мистика какая-то! Через несколько дней после нашей встречи я в Лондоне услышал почти то же самое из уст пакистанского социалиста Раджи Анвара. И книгу его привез!» Почти два месяца я уговаривал его дать ее хоть на денек. В конечном счете под честное офицерское слово он предоставил книгу, но только на сутки. Через сутки я пытался ее вернуть, но на это потребовалось еще две недели…
Так вот, по данным бывших сокамерников Р. Анвара, именно из советского посольства укрывавшимися там Ватанджаром, Сарвари и Гулябзоем велась подготовка, координация и управление попыткой мятежа 7-й пд и некоторыми другими частями Кабульского гарнизона и ВВС. Фактически выступила лишь 7-я пд, но ее восстание в течение полутора суток было подавлено.
В этой связи возникает вопрос: откуда взялась эта троица, если она еще в сентябре была поспешно и тайно вывезена в СССР? Значит, либо Анвар ошибается, либо их действительно скрытно вернули в Кабул для активного участия в очередной попытке свержения Амина. Скорее всего, последнее. Если учесть, что стоит лишь одному афганцу что-либо узнать, как вскоре будет знать о том вся страна и весь Пуштунистан, тогда сведениям Анвара верить стоит. К тому же и Бабрак Кармаль в одном из своих публичных обращений в начале 1980 года утверждал, что как раз 14 октября 1979 года он был в Кабуле и на одной из «секретных явочных квартир» организовал подготовку к свержению Амина. Если он не совсем врет, то искать эту «явочную» следовало бы если и не в посольстве, то уж в Баграме наверняка.
Произведя аресты мятежников, Амин уже через несколько дней располагал информацией и о вовлеченности посла в организацию заговора, и о скрывавшихся в нашем посольстве его политических врагах.
Эти события не отражены многими авторами, но они находят подтверждение у соавторов «Вируса «А»: «14 октября 1979 года Кабул вновь содрогнулся от грохота танковых пушек, дробных очередей крупнокалиберных пулеметов… На сей раз возмутителями спокойствия были офицеры 7-й пехотной дивизии, выступившие в поддержку Тараки… Взволнованный Горелов на совещании у посла сообщил, что восставшие таракисты могут разнести полгорода и тогда советским тоже не поздоровится.
— Я уже распорядился поднять полк коммандос, — сказал он, — и нанести по мятежникам удар с воздуха.
— А по нашей информации, эти танкисты идут с лозунгами «Да здравствует товарищ Тараки», «Да здравствует Советский Союз», — сказал ему Богданов (напомню, руководитель представительства КГБ). — Вы что же, собираетесь расстреливать друзей Советского Союза? Мне кажется, мы не должны в это вмешиваться. Пусть сами разбираются. (Конечно, конспиратор. Но не мог же он открытым текстом выдать Горелову истину, а тот догадываться и не пожелал бы, тем более что Амин уже успел поднять и двинуть навстречу «друзьям СССР» 4-ю тбр. — Прим. авт.)
