Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 38
Клариссу будто оглушили.
– И это еще не все. – Самую главную новость Эгги-Лу приберегла на конец.
– Что там еще? – мрачно спросила Кларисса.
Эгги-Лу молча обвела взглядом комнату и уютно свернулась под теплыми одеялами. Через некоторое время она проговорила:
– Я скоро умру.
Клариссу так и подбросило в кресле, и ее волосы разметались в соломенном изумлении.
– Что?
– Что слышала. Я скоро умру. – Эгги-Лу со значением улыбнулась. – Вот так тебе, чтобы не воображала!
– Это ты сейчас придумала, Эгги-Лу! Врунья несчастная!
– А вот и нет! Не веришь – спроси у моих родителей или у доктора Нильсона! Они тебе скажут! Я скоро умру. И у меня будет самый шикарный гроб. Папа так решил. Ты бы слышала, как он теперь со мной разговаривает. Придет вечером, сядет вот в это кресло, где ты сидишь, и берет меня за руку. Мне его почти не видно, только глаза. Странные какие-то. И у нас начинается беседа. Он говорит, что гроб у меня будет золоченый, изнутри атласная обивка, настоящий кукольный домик. И кукол можно будет с собой взять, он обещал. А для моего кукольного домика он купит участок земли, и я там смогу играть без помех, вот так-то, Воображуля! Причем место будет высокое, чтобы я царила над всем миром. И вообще, и вообще, и вообще, я буду самая красивая и в куклы буду играть сколько захочу. У меня будет нарядное зеленое платье, как у тебя, и бабочка-данаида, и встретит меня не какой-нибудь там дядя Питер, а настоящий АПОСТОЛ Петр.
Кларисса сидела с каменным лицом, сгорая от нестерпимой зависти. У нее навернулись слезы, и она в нерешительности поднялась с кресла, не сводя глаз с Эгги-Лу.
Со сдавленным криком она бросилась прочь из комнаты, кубарем скатилась по лестнице, выскочила на свет весеннего дня и, заливаясь плачем, побежала по газону к себе домой.
Как только Кларисса захлопнула за собой входную дверь, ее окружили аппетитные запахи маминой кухни. Мама резала яблоки и укладывала их в подготовленную форму для шарлотки; Кларисса получила выговор за дверной грохот.
– Ну и ладно! – Дочка поерзала розовыми панталончиками по обеденной скамье. – Какая все-таки вредина Эгги-Лу!
Мама Клариссы подняла глаза.
– Вы опять за свое? Сколько раз тебе сказано…
– Она собралась умирать и теперь сидит в кровати и дразнится, дразнится. Вообще уже!
Мать выронила кухонный ножик.
– Ну-ка, ну-ка, повтори, что ты сказала, милая моя?
– Она скоро умрет и теперь надо мной издевается! Мама, ну скажи, что мне делать?
– Что тебе делать? Сейчас? Или когда? – Немое замешательство. Мать вынуждена была сесть на стул; ее пальцы судорожно теребили фартук.
– Надо ей помешать, мама! Чтобы этого не произошло!
– Это в тебе говорит доброта, Кларисса. Ты такая заботливая.
– При чем тут доброта, мама! Ненавижу ее, ненавижу, ненавижу!
– Что-то я не поняла. Если ты ее ненавидишь, то почему собираешься ей помешать?
– Не помогать же ей!
– Но ведь ты сама сказала…
– Мама, ты мне только хуже делаешь! – Она горько расплакалась, кусая губы.
– Одно слово – девчонки. Вас не разберешь. Ты хочешь помешать Эгги-Лу или не хочешь?
– Хочу! Обязательно надо ей помешать! Чтобы ничего у нее не вышло. Чтобы не хвасталась своей… палочкой! – Кларисса замолотила кулачками по столу. – Чтобы не задавалась: «У меня есть, а у тебя нету!»
У матери вырвался вздох.
– Ах вот оно что. Кажется, понимаю.
– Мама, а можно, я умру? Только первой! Чтобы ей утереть нос. Пусть завидует!
– Кларисса! – Под ситцевым фартуком кремосбивалкой зашлось сердце. – Как у тебя язык повернулся! Нельзя говорить такие вещи! Прямо беда с тобой!
– Почему это нельзя? Ей можно, а мне нельзя?
– Да что ты знаешь о смерти? Это совсем не то, что ты думаешь.
– А что это?
– Ну, как сказать… это… это… Господи, Кларисса, что за дурацкий вопрос. Ничего ужасного в этом нет… Естественное явление. Да, вот именно, естественное явление.
Мать разрывалась между двумя правдами. Ведь у детей своя правда – неискушенная, одномерная, а у нее своя, житейская, слишком обнаженная, мрачная и всеохватная, чтобы открывать ее милым несмышленым созданиям, которые с заливистым смехом бегут в развевающихся ситцевых платьицах навстречу своему десятилетнему миру. Тема и в самом деле щекотливая. Как и многие другие матери, она решила уйти от грубых реалий в область фантазии. Бог свидетель, о хорошем говорить проще; да и зачем ребенка травмировать? Поэтому она дала Клариссе такое объяснение, которого та ждала менее всего. Она сказала:
– Смерть – это долгий, крепкий сон и, скорее всего, с разными интересными видениями. Вот и все.
Каково же было ее удивление, когда дочка взбунтовалась хуже прежнего:
– В том-то и дело! Что обо мне ребята в школе подумают? Эгги-Лу надо мной смеяться будет!
Мать резко поднялась со стула.
– Ступай к себе в комнату, Кларисса, и больше меня не дергай. Свои вопросы задашь позже, но сейчас, ради бога, дай мне собраться с мыслями! Если Эгги-Лу действительно умирает, мне нужно немедленно зайти к ее маме!
– А можно сделать так, чтобы Эгги-Лу не умерла?
Мать заглянула ей в глаза. В них не было ни понимания, ни сочувствия – только блаженное неведение и первобытная зависть, а еще детское желание неведомо чего, неведомо в каких размерах.
– Да, – не своим голосом сказала мать. – Нужно сделать все, чтобы Эгги-Лу не умерла.
– Ой, спасибо тебе, мамочка! – торжествующе воскликнула Кларисса. – Мы ей устроим!
Мать вяло улыбнулась, прикрывая глаза:
– Уж постараемся!
* * *
Миссис Шеперд подошла к дому Партриджей с черного хода и постучалась в дверь. Ей открыла миссис Партридж.
– О, здравствуй, Элен.
Миссис Шеперд пробормотала что-то нечленораздельное и переступила через порог, еще не надумав, что сказать. И только присев на угловой диванчик, выдавила:
– Я только что узнала про Эгги-Лу.
Натужная улыбка исчезла с лица миссис Партридж. Она медленно опустилась рядом.
– Мне не хочется об этом говорить.
– И не нужно, ни в коем случае. Я только подумала…
– О чем?
– Глупо, конечно. Но я усомнилась, правильно ли мы воспитываем своих детей. Может, внушаем не то, что нужно, или молчим о чем-то важном.
– Не понимаю, – сказала миссис Партридж.
– Видишь ли, Кларисса завидует Эгги-Лу.
Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 38
