А с колокольни норичской
Несётся перезвон.
Так тает он, так манит он —
Динь-дон-динь-дили-дон.
Там в Норфолке, там в Англии
Напева слаще нет,
Чем колокольный благовест,
Он зво́нок, точно свет,
Он ясен, точно лунный лик
Над гладью водяной,
И Человечка на Луне
Он вдаль зовёт с собой.
Что же такое происходит там, на Луне? Погодите, не Чарли ли это в серебряных одеждах стоит на самом краешке, готовый спрыгнуть на Землю и идти в столицу Норфолка, в город Норич? А не Полуночная ли это фея рядом – не пускает его, старается удержать? Что там поёт раковина?..
А подружка рассердилась:
«Нет! И нет! И нет!
Спятить надо, чтоб стремиться
На звенящий свет.
На Луне у нас с тобою
Тишь и благодать.
Позабудь о перезвонах,
Хватит горевать!»
Но тщетны были её мольбы. Норичские колокола манили его на Землю. И ракушка снова запела:
«Если ты меня покинешь,
Я погибну от тоски.
Лучше следом за тобою
На прибрежные пески
Я слечу пером сребристым,
Лёгкой тенью, быстрой птицей
На зыбучие пески…
Только знай: вдали от дома Лунного
Ты себя найдёшь другого —
Неразумного,
А меня и вовсе потеряешь…
Счастья, видно, своего не понимаешь!»
И вот уж он катится
Кубарем, кубарем
Прямо на Землю с Луны,
Рассудок теряет и
Дурнем он, дурнем он
Падает с вышины.
И вот уж летит она
Быстрой зарницею
Прямо на Землю с Луны
И серпоклювою
Птицею, птицею
Падает с вышины.
Нашёл он те колокола,
Что звали и манили,
Из сердца Норфолка окрест
О счастии звонили.
Но уплыла за горизонт Луна его родная.
О чём-то помнит он…
О чём? Он сам порой не знает.
В чужих волнах его челнок,
Он мнёт ногой чужой песок…
Лишь лунной ночью станет вдруг
Всё ясно и понятно:
Он видит добрый лик Луны
И хочет он обратно.
«Ах, родная, мы вернёмся,
Мы уже в пути.
Жди, чтоб прялка прясть устала,
Сказка чтоб короче стала,
Досказать её пристало,
Уж потом уйти.
Мы вернёмся, дорогая,
Мы уже в пути…»
Что же такое происходит? Сонные мысли девочки путаются всё больше, точно клубок шерсти, с которым поиграл котёнок. Всё тут вперемешку: беляши и утиные яйца; колокола, зовущие разом на свадьбу и на крестины; ведьма с черпаком в лесной чаще и фея с серебряной шкатулочкой у колыбели; прялка с веретеном и рыбачья лодка с вёслами; плачущая Долл и лепечущий ребёнок; серпоклювка, сидящая в клетке, и серпоклювка, расправившая крылья над морем и лесом… И раковина, что напевает ей в самое ухо голосом Чарли Луна: «Однажды жил да был на Луне человек… И была у него на Луне подружка… А Луна была чудесным, самым прекрасным на свете местом, куда лучше, чем Земля… Но вот однажды…»
И вот уж взлетает
Всё выше он, выше он,
В лунную даль, в пустоту.
Мгновенье – и канет,
Незримый, неслышимый,
Ум подхватив на лету.
А следом взлетает
Сребристая птица
Прямо с Земли на Луну,
Чтоб в женщину снова
Навек превратиться,
Стать верной подругой ему.
– Чарли-и-и! Эге-гей! Чарли-и-и! Серебрянка-а-а! Ау!
Неужели всё? Всё кончилось? Слушай! Раковина поёт последнюю песню…
Среброликая красавица Луна
Выплывает по ночам гулять одна,
На рыбачьем на убогом челноке
Вниз до моря по извилистой реке.
Эту реченьку соткали ей из звёзд
Три кометы, накрутивши свет на хвост.
Только нам с тобой Луны не увидать —
Веки смежены, и надо крепко спать.
Мысли у Полл путаются, сбиваются. Нет, не могло всё так кончиться, они не могли так улететь, любой конец – это начало, начало… Они вернутся, они подойдут через полчаса, они подходят каждые полчаса…
Девочка крепко спит.
