— Знаешь, я… — Он чувствовал себя идиотом, не способным пробубнить ни слова.
— Да как ты мог так поступить без моего согласия?! Как посмел даже предположить, что у тебя есть на это право! Что же ты за человек?
Мелани в гневе вскочила на ноги. И это заставило его наконец-то вновь заговорить.
— Я человек, который безумно влюблен в тебя! — проревел он в ответ, тоже вскакивая с кресла. — Пойми, нельзя смириться с мыслью, что твоя любимая женщина собирается забеременеть от какого-то донора! Тогда как ты сам хочешь иметь от нее детей и собираешься на ней жениться! Мне кажется, ты меня тоже любишь, но боишься в этом себе признаться или опасаешься пока доверять мне. Не бойся, у тебя нет для этого причин. Там, на нашем острове, я понял, что хочу быть рядом с тобою всю жизнь.
Мелани не сводила с него глаз. Ее лицо отражало смятение, властвующее над ее душой. Тут можно было увидеть и страдание, и недоверие… Но над этими чувствами уже расправила свои крылья тень появившейся надежды.
— Любовь — это не только секс, Марк.
— Я знаю.
— Хорошо. А знаю ли это я сама? Иногда грань между страстью и любовью так расплывчата, что ее почти невозможно различить. Я так часто мечтала о настоящей любви, но сердце мое неизменно оказывалось разбитым. Самые красивые мечты разлетались вдребезги.
— Мне вполне понятен твой страх, поскольку после случая с Кейт я сам боялся любви. Но, оказывается, жизнь без нее ничего не стоит. Даже твой Джой в конечном итоге это понял. Ладно, если тебе трудно произнести слова признания, давай это сделаю я за нас обоих. Слушай: мы любим друг друга, и никто из нас не может отрицать этого… Я пока что не осмеливаюсь просить твоей руки. Но умоляю позволить мне быть хотя бы частью твоей жизни и жизни нашего ребенка.
Глаза Мелани напоминали прозрачные голубые озера. Но вдруг они потемнели, ее лицо сморщилось, и она, согнувшись, схватилась за живот.
— Что… что с тобой, Мелани? Тебе плохо?
— Нет, ничего, Марк. Немного схватило внизу, со мной такое бывает. Прости, мне нужно в ванную.
— Подожди, что значит «бывает»? Может быть, тебе нельзя двигаться, давай я отнесу тебя в кровать и вызову врача!
— Пожалуйста, не суетись, эта боль мне знакома… — Она дошла до ванной и скрылась за дверью.
Марк почти физически ощущал состояние Мелани, но не знал, прислушаться ли к тому, что она сказала, или предпринять какие-то самостоятельные действия. Пусть любимая видит его спокойным, уверенным в себе. Тогда у нее не останется сомнений в том, что на него можно положиться.
— Мелани, как ты там? Почему так долго? — И, не услышав ответа, мягко, но с не вызывающей сомнения решимостью в голосе потребовал: — Дорогая, открой, пожалуйста, не вынуждай меня разнести все это по кускам!
Вдруг дверь ванной комнаты распахнулась, и он как сквозь сон услышал голос Мелани:
— Волнения были преждевременны, у меня начались месячные. Так что нет никакого ребенка, — произнесла она с трудом и разрыдалась.
14
— О Марк! — плакала Мелани, и слезы текли по ее щекам.
Ему пришлось на время забыть о собственном разочаровании, чтобы в несколько шагов преодолеть разделяющее их расстояние и заключить любимую в объятия.
— Все будет хорошо, милая, — пробормотал он, прижимая к себе ее, содрогающуюся от рыданий. — Вся жизнь впереди. У нас будет ребенок, вот увидишь. Ну же, не надо плакать. Знаешь, как говорят: если у тебя что-то не получилось, не теряй надежды и попробуй еще раз!
Но эти слова не могли ее утешить. Она продолжала сотрясаться в плаче. И ему показалось, что сердце у него разбилось вдребезги. Ясно было, что причина ее страданий не сводится только к нежданно нагрянувшим месячным. Разочарования в ее душе накапливались долгие годы, и именно сейчас произошел взрыв безысходного отчаяния, который был неизбежен.
Она едва держалась на ногах, поэтому ей пришлось опереться на Марка, и тот взял ее на руки и отнес в спальню. Решив не раздевать ее, он просто сдернул с постели покрывало и бережно положил ее на простыни. И перед тем, как накрыть Мелани лоскутным одеялом, стащил с ее ног кроссовки.
— Не уходи, не оставляй меня одну! — попросила она, когда он заботливо поправлял одеяло.
— Не бойся, я с тобой, — сказал Марк. — Хочу принести тебе чего-нибудь горячего.
— О, милый… — всхлипывала Мелани, и слезы текли по ее лицу, — не надо. Я просто хочу, чтобы ты не отходил. Обними меня. Мне спокойнее, когда ты меня так держишь.
Марк вздохнул. Теперь он и не мог просто так уйти. Ведь она остро нуждалась в нем сейчас, но не как в любовнике, а как в близком человеке.
В одежде, лишь сбросив ботинки, он устроился рядом с ней. Сейчас это не могло повлечь за собой никаких бурных интимных действий. Они лишь прильнули друг к другу и долго целовались. Потом его пальцы принялись поглаживать ее грудь, в то время как правая рука женщины ласкала его спину. И когда возбуждение достигло пика, Марк слегка отодвинулся от Мелани и лишь продолжал держать в своей руке ее маленькую хрупкую ладошку. Этот невинный жест принес им покой и умиротворение.
— Я очень тебя люблю, — прошептала Мелани и свернулась калачиком.
Марк погладил ее волосы.
— Спасибо, милая.
— И стану твоей женой, — добавила она, — конечно, если ты этого все еще хочешь.
— Сейчас хочу еще больше, чем раньше.
— Но прежде чем мы поженимся, я обязательно забеременею от тебя. Давай в следующем месяце снова попытаемся?
— Я весь в твоем распоряжении, дорогая.
Мелани прижалась к нему еще сильнее, и Марк вдруг почувствовал, как слезы навернулись ему на глаза. Он слишком сильно ее любил, и слишком много она для него значила.
Потом она уснула, обняв его. А он все думал об их будущем.
— Мне бы хотелось, чтобы завтра ты пообедала с моей матерью, — сказал Марк на следующее утро.
Мелани убрала волосы с лица и внимательно посмотрела на него.
— Милый, ты думаешь, я ей понравлюсь?
— Она тебя непременно полюбит.
— Ты уверен? Меня это немного беспокоит. Ведь ты принадлежал только ей в течение долгого времени. Она, наверное, в тебе души не чает.
Марк рассмеялся. Мать всегда считала его трудным ребенком, а потом и вовсе неуправляемым подростком. В шестнадцать лет он решил, что будет кинооператором. Но неожиданно увлекся фотографией и снимал все подряд, дни напролет щелкая старым «кодаком», оставшимся от отца. Потом часть гаража забрал под фотомастерскую, потеснив при этом их семейную машину. А через два года, уже будучи самостоятельным молодым человеком, он решил жить отдельно. Снял дешевую квартирку в мансарде и тут же превратил ее в ателье, где можно было работать всерьез. Туда сразу же друг за другом потянулись девицы, мечтающие завоевать подиум, и молодые друзья-коллеги, готовые в табачном дыму и парах спиртного беседовать ночь напролет о профессиональных проблемах. Появлялись там и менеджеры из рекламных агентств, чтобы соблазнить начинающего профи серьезными предложениями, сэкономив при этом на гонораре…
