Мы зашли в ангар. Хенк, стоя ко мне спиной, подрагивая от осеннего, проникающего во все щели холода, разделся донага. Я втайне полюбовалась его мальчишескими ягодицами. Крепкие маленькие ягодицы – при хорошем развороте плеч и узкой талии – довольно большая редкость для мужчин в эпоху «фастфуда».
Медленно, как на эшафот, он взошел в свою ложу. Мрачно сев, свесил долговязые лапы. Не исключено, что под этим сооружением, к счастью для Хенка, и впрямь накопилось баснословно большое количество энергии Ки.
– Соланж...
– Разденься тоже, моя любовь... и ляг – о, пожалуйста, прошу тебя! – ляг на наш стол...
Ах, на «наш»! Что ж, это можно. Почему бы нет? Полезная для здоровья воздушная ванна. Я скинула платье, трусики, лифчик – все это на мне уже высохло – и осталась только в поясе, чулках, босоножках.
– Вот зараза... – рыдающе раздалось сверху. – Заноза, холера проклятая, разрази меня гром!..
39
Я растянулась на боку вдоль стола, подперла рукой голову, согнула «домиком» одну ногу и, слегка ее покачивая, придвинула себе чашечку с недопитым своим кофе... Затем, протянув руку, налила в бокал немного красного вина... Между делом взглянула на Хенка. Закусив губу, глядя на меня словно бы истекающими слюной глазами, Хенк делал свою тупую беличью работу. Зеленый итальянский галстук болтался у него на шее. Полуразвязанный, нелепо-развязный, он придавал длинному костлявому торсу Хенка дополнительную карикатурность – особенно в сочетании с довольно-таки непрезентабельно торчащими ребрами и общей бледностью тела, которое, из-за того же дурацкого галстука, казалось телом мертвецки пьяного. Время от времени кулак Хенка, по-хозяйски деловитым движением сжимавший член, медленно, с силой проходился по всей длине этого злополучного отростка – от корня к головке, – словно снимая с него суммарное электростатическое напряжение, а возможно, подводя какой-то не ведомый мне итог.
Я взяла «Privé», полистала – и начала читать статейку «Beatrix’ varende paleis». Взглядывая на Хенка, я видела, что он, как может, разнообразит бедное свое наслаждение: например, вместо кулака онанирует кольцом или полукольцом двух пальцев – большого с указательным, большого со средним, большого с безымянным, а мизинец фасонисто оттопыривает – как ловящий кайф чаепития старорежимный тамбовский купец. Это карикатурное сходство перевело Хенка и вовсе в разряд мультипликационных персонажей. Я знала, он зверски хочет, чтобы я на него смотрела, но не смеет попросить. В компенсацию такого ущерба – а в большей степени для того, чтобы Хенка подразнить – я несколько раз с ленивой томностью поиграла перстами в курчавых дебрях своего межножья, одновременно «сладостно» поведя бедрами, – в те же мгновенья слыша наверху безотказный сдавленный стон – словно невинный ангел оказался насажен на вертел для куропаток. Я уже дочитала статью почти до конца, когда в моей плетеной сумочке, которую я для мягкости подложила под локоть, зазвонил мобильник. Вот черт! Мне казалось, я его выключила.
40
– Мадам де Гранжери?..
Спросили по-французски. Еще развлеченная статейкой, я не преминула откорректировать:
– Мадемуазель.
Это у меня такая дежурная шутка.
Хенк, подмигнув, свободной рукой послал мне воздушный поцелуй.
– Простите... Мадемуазель Соланж де Гранжери?
– Да, мсье. С кем я говорю?
На том конце провода послышались какие-то реплики вроде: передайте мне папку номер... В голове у меня пронеслось, что, видимо, Робер, по неизменной доброте своего сердца, связался со своим парижским ко-агентом, и сейчас у нас пойдет разговор о французском ангажементе, который я могла бы рассмотреть на тот случай, если ничего не получится с американским. Послышались шаги, кто-то взял трубку, и другой голос, более начальственный, неожиданно уточнил:
– Мадемуазель Марина?..
Мое настоящее имя вместе с псевдонимом значится только в одном месте: в записной книжке Робера. Его рук дело!
– Да, это я, мсье. С кем имею честь?..
В это время Хенк поощрительно улыбнулся и, ритмично дергаясь, прошептал:
– Классно, девочка!.. меня всегда возбуждает, когда ты болтаешь по-французски...
– Пардон, мсье, что вы сказали?..
– Говорит комиссар полиции шестнадцатого парижского аррондисмана, Жюль Броссар. Позвольте задать вам вопрос... В соответствии с законом вы имеете право не отвечать...
– Да, мсье...Конечно, мсье...
– Кем вы приходились господину Санье? Мы сейчас обзваниваем всех, кто так или иначе...
«Приходились»?!! Ужасающее прошедшее время – «приходились» – с размаху бьет по мозгам. И вот они уже предельно мобилизованы.
