Она уже пробовала давать ему отвар из желтого корня. Ему не понравилось, но придется привыкнуть.
Тщетно пыталась она возобновить разговор.
– Ты хорошо сделал, что утром взял с собой Сифа. Но ведь не из чувства вины ты сделал это?
– Нет. Ты выглядела такой усталой.
– Но не ты же виноват в моей усталости?
– Чувствую, что и я тоже.
Ева покачала головой, рассмеялась:
– Но было ведь и приятно, да?
– Да, – рассмеялся и он.
Возвращаясь вместе с ним к жилищу она приняла решение: я должна стараться больше разговаривать с ним.
Прошла неделя, трудная, изнурительная. Аня беспрестанно страдала от боли, валериана больше не усыпляла ее, глаза молили об опиуме.
– Дай ей, – молила и Лета.
– Это сократит ее жизнь, – очень нерешительно отвечала Ева.
Каин, слышавший шепот женщин, нашел слова и решение:
– Зачем говорить о жизни, если испытываешь такую боль? Дай ей опиума, мама.
На том и порешили.
Пять раз в сутки готовила Ева магический напиток и, как ни удивительно, организм Ани всегда усваивал его. Все остальное отторгалось, даже вода с медом.
Она таяла на глазах. Они по очереди дежурили возле нее, но минуты, когда Аня приходила в сознание, становились все реже и короче: она уже не могла говорить.
В одну из дождливых ночей Ева проснулась от нахлынувшего страха смерти. Началось все с мысли: «Скоро старая потеряет все – дочь, солнечный свет, будущее, внуков – всю эту прекрасную, многообразную жизнь».
Потом следующая мысль: «И ты, Ева, однажды будешь лежать вот так и терять все, что ты любила и создавала».
Аня дышала едва слышно, но ее рука, которую держала Ева, была еще теплой и изредка сжимала Евину руку, как бы говоря: я еще есть.
«Да, еще есть, но разве это бессильное и дурно пахнущее тело – ты? – думала Ева. – О, Аня, где же твои сказки и песни, все, чем ты была! Нет их, словно никогда и не было».
В этот момент Еву покинули все красивые мысли о скорби и любви. Остался лишь всеобъемлющий ужас, от которого у нее сжалось горло и пересохло во рту.
За ужасом последовала злость: проклятая сатанинская жизнь, чего ты стоишь, если заканчиваешься вот так.
«И твоя тоже такая же», – подумала она. А потом закричала:
– Я не хочу! – Холодный пот выступил у нее на лбу, побежал между грудями и по ногам. Захотелось куда-то бежать, спасаться.
Адам проснулся от крика, вошел к ним и с одного взгляда понял, что случилось. Он обнял жену, всю пылающую, обливающуюся потом и слезами. Он дал ей воды и заставил выпить.
– Вот так, вот так, – приговаривал он словно ребенку. Сердце Евы медленно вошло в обычный ритм.
– Мне нужно ненадолго выйти. Посидишь?
– Конечно.
– Я пойду к яблоням, покричу о случившемся.
– Ладно, накинь на себя одеяло.
– Спасибо, дорогой.
На дворе было холодно, она замерзла. Хорошенько закутавшись в одеяло, села прямо на землю, спиной к толстому стволу и стала ждать.
– Гавриил, – попросила она, – помоги мне.
Но Гавриил молчал; он молчал и тогда, когда холодный свет восхода крался к ней сквозь кроны деревьев.
«Мой страх так велик, что через него не пробиться», – думала она. Потом сжалась, поплотнее обтянула себя одеялом и сказала себе: усни, усни, это единственный способ уйти от всего.
Когда через какое-то время Каин пришел к ней, она беспокойно спала. Он поднял ее, отнес в свою пещеру.
– Аня, мне нужно к ней… – взмолилась она.
– Нет, там Лета, она позаботится обо всем…
– А Сиф?
– Мы дали ему воды с медом. Им занимается Адам.
Глава тридцатая
Ева проспала всю первую половину дня, а когда проснулась, остатки страха все еще гнездились под сердцем. «Страх еще может вернуться», – подумала она и почти украдкой добавила лист валерианы в утренний чай. Это помогло потрясающе быстро, и она съела кусочек хлеба, умылась и пошла к Лете.
Аня дышала учащенно, хрипела, тело ее было неподвижным. Иногда она кричала. Лета уже помыла ее, но все же зловоние заполняло комнату.
– Я больше не могу заставить ее пить опиум, – сказала девочка.
Адам пришел с Сифом. Сатана, мальчика надо же покормить. Ева приложила его к груди, он жадно поел и тут же заснул. «Валериана», – подумала Ева, но вслух ничего не сказала.
Каин взял на себя заботу о спящем мальчике. Адам должен был идти к животным.
– Аня опять кричит – от страха и от боли. Что мне делать, как дать ей опиума? Так просто она не станет пить его.
Ева побежала к озеру, чтобы сорвать соломинку, крепкую и толстую. Нашла, что искала, осторожно зажала между пальцами, чуть согнула. Лета сразу все поняла и помогала ей, держа раскрытыми челюсти старой женщины, пока Ева, набрав воду с опиумом в свой рот и вставив соломинку в горло Ани, вливала напиток прямо в глотку больной.
Все прошло благополучно, и Ева почувствовала удовлетворение. Прополоскала рот, следя за тем, чтобы не проглотить остатки жидкости. «Хватит и валерианы», – подумала она.
Вскоре Аня опять заснула, успокоившись. «Нет, я знаю лишь о собственной боли, но не знаю, боится ли она». Вторая половина дня прошла спокойно.
Лета спала, чтобы потом выдержать ночь. Ева оставалась возле Ани, но не одна, с ней был Каин, а иногда и Адам. Сиф в основном спал, просыпался лишь для приема пищи, а потом опять засыпал.
– Удивительно, – сказал Адам. – Он будто понимает, что у нас нет времени для него.
«Валериана», – думала Ева.
Ева должна спать всю ночь, решил Адам, принеся ей к вечеру еду. Лета уже проснулась, и им еще раз удалось влить опиум через соломинку.
Потом они выпроводили Еву спать в новой пещере с Адамом и малышом. А молодежь осталась возле больной.
На восходе солнца Еву разбудил Каин, тихо прикоснувшись рукой к ее лбу. Его глаза светились во мраке.
– Ты можешь прийти сейчас, мама?
– Она умирает?…
– Не знаю. Она не спит, голова ее ясная, она зовет тебя.
Ева натянула платье через голову, накинула на плечи одеяло и побежала. Шел мягкий, вкрадчивый дождь.
Аня встретила ее ясным взглядом, узнала.
– Милая Аня, – сказала Ева.
Аня улыбнулась, несмотря ни на что. И от этой улыбки разлилось свечение.
Белый покой, удивительная радость, сильная, как при свечении вокруг Сифа, когда тот родился. Все находившиеся в пещере тоже видели его.
