Топ за месяц!🔥
Книжки » Книги » Историческая проза » Золотой истукан - Явдат Ильясов 📕 - Книга онлайн бесплатно

Книга Золотой истукан - Явдат Ильясов

174
0
На нашем литературном портале можно бесплатно читать книгу Золотой истукан - Явдат Ильясов полная версия. Жанр: Книги / Историческая проза. Онлайн библиотека дает возможность прочитать весь текст произведения на мобильном телефоне или десктопе даже без регистрации и СМС подтверждения на нашем сайте онлайн книг knizki.com.

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 32 33 34 ... 74
Перейти на страницу:
Конец ознакомительного отрывкаКупить и скачать книгу

Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 74

В предгорных степях, закручиваясь мглистыми вихрями, пленных настигли первые удары здешней зимы.

Жутко подступать к шумным речушкам с заиндевелыми кустами на плоских берегах, с туманом, повисшим над перекатами клочьями нищенского отрепья. Чтоб дойти до прозрачной черно-зеленой поды, усеянной пузырьками, исходящей паром, точно в котле, надо минуть ледяной припай у берега. Ступаешь по льду, тускло-голубому, мокрому от брызг, или белому, присыпанному изморозью, — босые подошвы крепко прилипают, не сразу отдерешь.

Речки тут разливаются по широкому галечному ложу многими бурными рукавами: перейдешь по мелководью один — впереди их еще три-четыре. Не так трудно шагать по холодной воде (на дне песчаные наносы, на них, мягких, нога отдыхает), как по кочкам и гальке меж рукавами. Оцарапанные, сбитые ноги кровоточат, становятся пестрыми, неуклюжими, тяжелыми от примерзших к ним на воздухе острых мелких камешков.

Поток — проворный. Сорвешься с переката в яму, десятью собаками вцепится жгуче-студеная вода. Вылез из речки — скорей оттирай онемелые ступни тряпьем, жесткой, сухой, седой от мороза травой. После того не идешь, а топаешь, окоченело стуча по твердой стылой земле, версту или две, пока кровь по жилам не разгонишь. А кровь разгонишь — загорается в ступнях боль нестерпимая, гнутся колени — сейчас упадешь.

Так исстрадались на диких бродах, устали пленные от речек злых, что, заслышав где-то впереди недобрый шум воды, принимались кричать. Словно там, впереди, зловеще урча, их ждал исполинский змей-людоед.

Но идти надо, хочешь, не хочешь: стража орет: «Скорей», нещадно бьет плетьми, а то и булавами, а мостов — нигде никаких.

Каждый переход через дурную речку — пытка, и пытка холодом не легче пытки огнем. Иные трогались умом. Но дивно: никто в караване, кроме готов, дивно изнеженных теплом Тавриды, не простывал, не хворал горлом и грудью. Может, оттого, что русичи были издревле привычны к холоду. Иль оттого, что человек а час невзгод, суровых испытаний живет в свою полную силу, а сила эта — неисчерпаема, неодолима?

У одной из переправ Руслан услыхал отдаленный звук, похожий на чей-то печальный зов. В полях сгущалась мгла морозная, над речкою стлался туман, и вдруг — точно кукушка где-то задумчиво закуковала. Словно бы уснул он ранним летом в полдень, у воды на горячем песке, и белая девушка, худенькая, синеокая, бледная от нетерпения, присмотрев в кустах укромную поляну и распустив светлые-светлые: волосы, кличет его голосом тихим и жадным…

Руслан — подъехавшему алану:

— Что это, а?

— Баб албанских, армейских ведут.

Скрип колес и перестук копытный. Хлопанье бичей. Свирепая ругань. Из-за, бугра к реке отряд хазар, возвращавшихся из очередного набега, выгнал толпу глазастых женщин в длинных изорванных платьях.

И на женщин-то мало похожи, хоть и молодые, — уж больно они неуклюжие, крупные, грубые с виду, безобразно толстые или уж вовсе тощие и плоские, темноликие, от холода синие, лилово-смуглые, с густыми бровями, с тяжелыми, будто каменными, мужскими носами и подбородками, с черными волосками на жестких губах. А поют — до слез задушевно и нежно: хор негромкий — будто малых детишек, мерно в зыбках качая, мирно баюкает, а одна — голосит надрывно и скорбно, протяжно, тоскующе, будто узрев, что дети-то — мертвые… — И все-таки женщины.

Казалось, вокруг них еще витает запах парного молока и хлеба, запах мяты, нагретой ясным солнцем зеленных закавказских долин. Но в глазах уже залегла смертно-холодная тень глубоких сырых ущелий, по которым, оторвав от родимых порогов, их гнали в неведомое.

Увидели скопище полунагих, одичалых мужчин — запели громче, с внезапной страстью. Плотная приземистая девушка с круглым личиком, мохнатым от темного пуха, но прехорошеньким, с большущей родинкой на левой ноздре, с короткими волосатыми ногами, взглянув на Руслана, глухо засмеялась, кинула ему ветку с мелкой, черно-зеленой блестящей листвой, приложила ладонь к далеко вперед выступающей груди и назвалась: — Ануш.

Руслан догадался, что назвалась, и, сам не ведая, зачем ему знать, как ее зовут, а ей — как зовут его, чуть слышно проскрипел замерзшим голосом имя свое:

— …схрслан…

Потом — к Урузмагу:

— Экая песнь! А про что?

— Про любовь, про разлуку.

— Нашли где петь. Тут гласом дурным надо вопить, а они распелись. Да еще — про любовь…

— Истинное пение — в нужде да в горе. Радость… она вроде охмеления, и веселые песни — дурь и ложь. Не замечал? — в них слова всегда шальные и пустые. А что в беде поют про любовь — чем это плохо? Даже в целях блюдет человек свое человеческое.

Алан понуро отъехал. Старик проворчал с неприязнью:

— Язычник.

— Нет, ведь он — твоей веры.

— Только по званию. А внутри — дикарь.

— Все равно он хороший.

— Хорош тот, кто пред богом хорош. И в горе, и в радости надобно к богу взывать, просить его или благодарить, а не любовные песни глупые петь.

Пленным мужчинам пришлось долго ждать в стороне, пока босых, в отрепьях, юных албанок, арменок вели через речку.

Стража ударами длинных бичей отбросила бородачей, ринувшихся было к женщинам, — хазары, видно, испугались, что грязные, вшивые славяне и германцы подпортят ценный товар, предназначенный для дальних восточных рынков. Черт знает, какой подлой хворью могут наделить…

Женщины. Почти голые, с распущенными волосами, они удалились, необогретые, дрожа и то и дело оглядываясь, грустно улыбаясь.

Чему улыбались?

Зачем озирались?

По мужским объятиям соскучились?

Нет, пожалуй: ведь гнали их через горы не дети, не хилые скромники, — мужчины, да еще какие. Не преминут притиснуть при случае. Но те — насильники, грабители и крикуны, а эти — свои, тоже несчастные, обездоленные… Или они улыбались просто из жалости, из сестринского доброго участия? Кто их знает…

Калгаст говорил однажды: чем дольше живешь на свете, чем чаще встречаешься с женщинами, — тем меньше, в них открывая нежданное, новое, их разумеешь Да они, болезные, и сами, должно быть, толком не знают, чего хотят, кто и чем им может угодить.

Ты крут и властен с ними — значит, злой и плохой; нежен, покладист — ты пресен и скучен.

Пьян — омерзителен, трезв — тошнотворен, овечкой пахнешь. Ты глупее их — им досадно, обидно: какой, мол, это мужчина; умнее — завидно, еще обиднее. Держишь впроголодь — ты никудышный, никчемный, на кой ляд ты им нужен; кормишь вдоволь — дуреют, бесятся с жиру.

Клянут мужчин, а сами без них — ни шагу. Думают одно, говорят другое, делают третье. И черт разберет, когда выявляют они свою суть: когда думают, когда говорят, или когда совершают поступки, подчас нелепые, дикие. Сумасбродное племя. Вечно у них в башках карусель…

Вспомнил Руслан Людожирицу. Вот уж вертушка. Ей, паскуде, хорошо в княжьем тереме, — пожалуй, отстроил уже Ратибор хоромы новые, вместо сожженных булгарами. А рыжей той, что булгары в Корсунь увели, ой как худо, конечно, сейчас: ее для утех никто не купит, невзрачна, — разве что старый и бедный, одинокий гончар или ткач. Небось месит глину или пряжу прядет где-нибудь в подвале. А что с ее дочерью сталось? Наверное, проданы врозь.

Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 74

1 ... 32 33 34 ... 74
Перейти на страницу:

Внимание!

Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Золотой истукан - Явдат Ильясов», после закрытия браузера.

Комментарии и отзывы (0) к книге "Золотой истукан - Явдат Ильясов"