— С каких пор гонцы Амбросия докладывают новости медвежонку Арту?
Мальчик принял это всерьез и с горячностью затряс головой:
— Конечно, он не мне сказал. Но это так! По всему селению пошел слух. — Арт сел попрямее и вперился в лицо Аквилы. — Говорят, Хенгестова дочка очень красивая.
— Очень, — подтвердил Аквила.
— Ты ее видел?
— Да, когда был рабом в ютском лагере.
— А какая она?
— Золотоволосая, в красном платье, колдунья.
— Ух ты! — Арт задумался, переваривая услышанное. Потом взъерошил шерсть на загривке у щенка, пропуская ее между пальцами, будто искал клещей. — Это плохо для настоящей жены Вортигерна, — проговорил он отрывисто. Но тут же возбуждение опять взяло верх. — Как ты думаешь, что теперь будет? Ведь должно же что-то случиться.
— Неужели? — Аквила постоял, глядя на темную дыру под папоротником, а мальчик и щенок ждали, не сводя с него глаз. — Да, наверное, должно… Доброй тебе охоты на ужа.
Он переступил через щенка и полез дальше. Да, колдовство Ровены вышло удачным. Она заманила Рыжего Лиса в сети своих золотых волос. Что же будет дальше? Как поведут себя трое Молодых Лисов? Вступятся ли за обиженную мать? От этого многое будет зависеть.
Но в последующие дни времени на размышления совсем не было. Амбросий с приходом весны в горные долины начал готовиться к тому, чтобы перебраться из Динас Ффараон вниз, на побережье.
Серые каменные стены крепости в Сегонтии, построенной на невысоком холме, отражались в узком проливе Мэна.[23]Легионы покинули эту крепость задолго до того, как ушли из Британии насовсем, и местные жители, забрав из нее все, что раньше принадлежало Риму и что можно было унести, отдали ее во владение горным лисам. Но нынче крепость снова приспособили под сторожевую службу: теперь она должна была помогать в защите побережья от скоттов из Эрина,[24]кишмя кишевших вдоль западных берегов в сезон набегов. Трещины в стенах замазали глиной, провалившиеся крыши прикрыли свежим папоротником, холодные очаги вновь запылали, а в конюшнях опять стояли лошади. Сюда, в Сегонтий, перенес Амбросий свою штаб-квартиру, и, по мере того как весна набирала силу, старая серая крепость все больше оживала, ибо на летние учения начали стекаться солдаты из небольшой постоянной армии Амбросия.
А на хлебных полях по другую сторону пролива пахали землю, сеяли ячмень, и береговая стража несла охрану побережья, зорко следя, не покажутся ли на западе черные паруса скоттов.
Однако скотты в этом году запаздывали, о них не было ни слуху ни духу, и, не дождавшись вестей из наружного мира, Амбросий на несколько дней отправился с горсткой своих приближенных на север, а именно в Абер на Белом Берегу — место, где северная дорога из Кановия, проходя через горы, спускалась к побережью.
На третий день пребывания в Абере они вместе с вождем Догфелом и некоторыми из его воинов устроили состязание, гоняясь на лошадях по твердому ребристому пляжу, простиравшемуся до самого Мэна. Они уже возвращались назад, к дюнам, окаймлявшим побережье, неистовый ветер с моря отбрасывал вбок конские гривы, чайки с криками кружили в серо-голубом неспокойном небе… Аквила, как всегда, ехал немного поодаль, и вдруг этот вот ветер, и чайки, и влажный песок, и бьющая ключом мощь молодой рыжей кобылы, на которой он сидел, вызвали в нем забытый прилив радости — то, что в былые дни воспринималось как нечто само собой разумеющееся. Аквила и сам не мог понять, каким образом он оказался среди приближенных, стал одним из сотоварищей Амбросия, — это сделалось как-то само собой в течение зимы. И сейчас, в этот миг, он порадовался, что все так сложилось.
Отъехав от берега, они увидели разрыв между дюнами, откуда вытекал ручей. В этом проеме уже были видны хижины Абера с папоротниковыми крышами, сгрудившиеся в устье долины, которая, словно языком зеленого пламени, лизала серо-лиловые склоны гор. А в конце долины сверху, с седловины, спускалась дорога легионов. И там, высоко, Аквила различил облачко пыли с черным зернышком внутри, которое затем, прямо на глазах, превратилось во всадника, мчащегося во весь опор. Одновременно его увидели и остальные. Амбросий сказал что-то Догфелу, ехавшему рядом, и пустил своего черного жеребца легким галопом, прочие последовали за ним. Аквила ударил пятками в бока своей рыжей кобылы и очутился рядом с Бриханом — Бриханом, владельцем двух огромных псов, Бриханом, который мог взять у старого Финнена арфу и заиграть так, что с деревьев слетались птицы, зачарованные его игрой. Но больше всего на свете этот молодец любил заводить ссоры. Он и впрямь после первой их встречи подошел к Аквиле и с преувеличенной вежливостью осведомился, как того зовут, хотя всем это было давным-давно известно, — у Аквилы тогда чесались руки положить щенка поперек колена и отшлепать как следует. Но теперь он привык к Брихану, между ними установился своего рода вооруженный мир, и в его пределах они неплохо ладили между собой. Брихан бросил на него через плечо быстрый взгляд и ухмыльнулся:
— Вот так скорость! Значит, новость такая, что растопит снега на Ир Видфе!
На несколько мгновений дюны скрыли от их глаз горную дорогу, а когда они выехали из-за них, всадник уже миновал деревню и приближался к ним тем же бешеным галопом. Еще немного — и он, рванув поводья, на всем скаку остановил свою мохнатую лошадку и спрыгнул на землю: молодой круглолицый воин, он переводил взгляд с Догфела на Амбросия и обратно, грудь у него ходила ходуном.
— Мой государь Амбросий, вождь Догфел, по дороге из Кановия движется какой-то отряд. Они уже проехали пограничные камни, когда я их увидел, и я скакал всю дорогу, чтобы принести вам весть.
— Не в первый раз люди едут дорогой из Кановия, — заметил Догфел.
Однако Амбросий продолжал пристально смотреть на воина, который никак не мог отдышаться.
— Что в них особенного, в этих людях? — спросил он наконец.
— Мой государь Амбросий, трое передних держат в руках зеленые ветки как посланцы с мирными намерениями. И у всех троих рыжие волосы, точно лисья шерсть горит на солнце. — Тут он задохнулся от сознания важности того, что сейчас скажет. — Мой господин, мне думается, это Молодые Лисы!
В наступившей тишине слышались только крики чаек. Затем Амбросий сказал:
— Возможно, ты и прав, — и повернулся к остальным: — Что ж, скоро узнаем. Валарий, Аквила, вы со мной.
— Я тоже. И еще кто-нибудь из моих людей, — быстро вставил Догфел.
— Нет, ни ты, ни твои воины не поедут.
Валарий, однако, поддержал вождя, в слезящихся глазах старика была неподдельная тревога.
— Государь, тебе надо иметь при себе побольше народу. Может быть, тут какая-то хитрость!
Прежде чем Амбросий успел ответить, Брихан захохотал, вскинув голову:
