– Погоди-ка…
– Оставь, – в унисон со мной сказал Лукас.
Я просто ищу укрытие от холода и боли,
Какую-нибудь хижину, чтобы спрятаться от дождя.
– Ты что, знаешь эту песню? – Потрясенная, я посмотрела на Лукаса.
Это была не самая популярная песня «Home» группы «Фу файтерс». Спокойная и как бы приглушенная, она была шепотом в мире, полном воплей.
– Это моя любимая, – застенчиво улыбнулся Лукас.
Щекам стало тепло, и внезапно меня охватило такое чувство, как будто мы с ним поделились друг с другом чем-то интимным в присутствии кучи народа. Я запала на эту песню с первого раза, когда ее услышала, сразу после маминой смерти. Я прослушала ее, наверное, раз сто. Она стала для меня чем-то вроде гимна, безмолвной молитвой.
О чем думал Лукас, когда впервые ее услышал? Приходилось ли ему сидеть в машине, раз за разом слушая песню с начала? Мне очень хотелось задать ему этот вопрос.
Он смотрел на меня с таким выражением, как будто тоже хотел о чем-то спросить.
Алара открыла дверцу, и ощущение близости между нами исчезло.
– Ну как, у нас все в порядке? – спросил Джаред.
– Нет. – Тон у Алары был ошарашенный.
– Что случилось?
Она на миг отвернулась к окну, прежде чем ответить.
– У нас осталось всего триста долларов.
Всего триста долларов?!
Джаред пожал плечами:
– Через несколько недель ты получишь еще, так ведь?
– Ты не понимаешь, – покачала головой Алара. – Кто-то снял с моего счета все деньги. Если только это были не хакеры, кроме родителей, больше никто этого сделать не мог.
Прист стащил с головы наушники:
– Что ты говоришь?
– Это послание. Мне нужно позвонить. – Алара вышла из фургона и нажала кнопку быстрого набора.
Она принялась расхаживать перед фургоном туда-сюда. Судя по всему, разговор ей не нравился. Манера Алары держать трубку прямо перед собой, крича в нее, немедленно напомнила мне Элль, которая поступала точно так же, когда кому-нибудь из ее бойфрендов случалось проштрафиться. Мне отчаянно захотелось, чтобы она сейчас оказалась здесь, рядом со мной.
Я попыталась представить себе встречу Алары и Элль. Интересно, схлестнулись бы эти две железные воли в яростном поединке или сплавились в одну неукротимую саркастическую силу?
Лукас наблюдал за тем, как она орет в трубку.
– Дело худо. – Алара плюхнулась на сиденье и захлопнула за собой дверцу.
Прист нерешительно перегнулся через спинку:
– Что случилось?
– Мои предки хотят, чтобы я вернулась домой. Они капали мне на мозг с тех самых пор, как умерла бабка. Мама считает, что у меня недостаточно подготовки. – Она издала короткий смешок. – Можно подумать, у них я ее получу. Ни один из них не член Легиона. Чему они, по их мнению, могут меня научить?
Вид у Джареда стал удивленный.
– Ты никогда нам об этом не рассказывала.
Она протянула руку и повернула ключ в замке зажигания.
– Это потому, что я к ним не вернусь.
Мы въехали на стоянку перед мотелем, над которым горел потрескавшийся знак «Есть места». На подъездной дорожке валялись пустые жестянки из-под пива.
– Это всего на одну ночь. Не может же быть, чтобы там совсем все было ужасно? – спросил Прист.
С точки зрения Алары, все было ужаснее некуда. Все двери, выходящие на стоянку, были ядовито-розового цвета.
Она сложила руки на груди, не желая сдаваться:
– Никогда в жизни не буду ночевать в комнате с розовой дверью. Всему есть предел!
Лукас вышел из фургона и направился в администрацию:
– Ты всегда можешь переночевать в фургоне.
К тому времени, когда он вернулся с ключом, Прист уговорил Алару хотя бы взглянуть на наш номер. Но когда дверь распахнули, Лукас остановился на пороге как вкопанный.
– Алара, пожалуй, тебе придется пересмотреть свои пределы.
Стены крошечного номера изнутри были выкрашены той же самой ядовито-розовой краской.
– Ну уж нет. – Она попятилась, качая головой. – Я скорее соглашусь ночевать на тринадцатом этаже.
Прист уговорами заставил ее переступить через порог.
– Не переживай. Я защищу тебя от этого омерзительного цвета.
В комнате было практически пусто: две двуспальные кровати, застеленные разномастным постельным бельем, неисправный телевизор на подставке с колесами и пластиковая корзина для мусора, которую явно давно не выносили. Сиротски голые стены не оживлял даже дешевенький пейзаж.
Алара сморщила нос:
– Гадость какая.
Прист рухнул на застеленную ветхим покрывалом постель:
– Здесь есть кровати. Все остальное не имеет значения.
– Всего две. – Алара указала на меня подбородком. – И одну из них мы забираем себе.
– Я претендую на половину этой, – заявил Прист. – Как человек, который едва не утонул.
– Ты теперь выжмешь из этого все, что можно, да? – поддразнила его Алара.
– Ну… вообще-то, да.
– Раз так, требуй себе тогда и право первым идти в душ, – сказала она. – От тебя пахнет еще хуже, чем от Кеннеди.
Джаред с Лукасом остановились у входа друг рядом с другом. Непривычно было видеть их бок о бок – одинаково широкоплечих, с одинаковыми полными губами, сонными глазами и длинными ресницами.
После того как Прист вышел из душа, второй по испачканности единогласно провозгласили меня. Я не стала спорить. Мою кожу покрывал присохший колодезный ил, а одежда была и того хуже.
– Эй. – Ко мне подошел Лукас, держа что-то в руках. – У меня есть запасная футболка – на тот случай, если тебе нужно.
Я и не подумала, во что переоденусь после душа.
– Спасибо.
Я почувствовала прикосновение к своей исцарапанной коже его содранной до мяса ладони. Вопреки всему, его прикосновение было ласковым – как и он сам. Я с легкостью могла представить, как Лукас слушает «Home», песню, любовь к которой у нас с ним была общей, и шепотом повторяет про себя слова, как это всегда делала я, когда чувствовала себя потерянной.
Я закрыла дверь и привалилась к ней спиной, дожидаясь, пока ванная наполнится паром. Мне не хотелось смотреть в зеркало на собственное грязное лицо и спутанные волосы. Видеть свежие ссадины на всем теле, чтобы знать, что они там есть, тоже не было нужды. Я уселась на кафельный пол под душем и стала ждать, когда бурая вода, стекающая по ногам, вновь станет прозрачной. Кожу щипало.
