Глава 14ОГРОМНЫЙ КОРАБЛЬ-ПРИЗРАКБез четверти четыре, когда нас снова вызвали на палубу, матрос, прибежавший будить нашу вахту, принес тревожные новости.
– Топпин исчез, точно под воду ушел! – сообщил он. – Первый раз со мной такое, от ужаса аж волосы на голове шевелятся. По палубе ходить опасно, что угодно может случиться.
– Кто, говоришь, пропал? – спросил Пламмер, выбираясь из койки; он резко сел и скинул ноги на пол.
– Топпин, один из практикантов, – объяснил матрос. – Всю вахту только тем и занимались, что искали его. И все еще ищем... Только никогда не найдем, – закончил он с какой-то мрачной уверенностью.
– Ну, не надо зарекаться, – сказал Квойн. – Может, парень дрыхнет где-нибудь в уголке.
– На него не похоже, – возразил матрос. – Я тебе говорю, мы перевернули все вверх дном. Его нет на этой чертовой посудине!
– А где его в последний раз видели? – спросил я. – Кто-то же должен хоть что-то вспомнить, правда?
– На юте он был, стоял на рынде, – объяснил матрос. – Старикан чуть не вытряс душу из второго помощника, а потом из парня на штурвале. Но они говорят, "то ничего не знают.
– Что значит ничего? – не понимал я. – Совсем ничего?
Он ответил:
– Похоже, паренек исчез в одно мгновение: вот он есть, и вот его нет. И они оба божатся, что не слышали ни малейшего звука. Короче, сгинул беззвучно и бесследно.
Я сел на свой сундучок и потянулся за ботинками.
Прежде чем я успел снова что-то спросить, матрос продолжил:
– Послушайте, парни. Если дела пойдут так и дальше, что же нас всех ждет?
– Ад, – как-то очень просто сказал Пламмер.
– Даже не хочется думать об этом, – сказал Квойн.
– Но придется! – сказал матрос. – Всем нам нужно хорошенько подумать, черт возьми. Я уже поговорил со своими; наша вахта созрела.
– Созрела для чего? – спросил я.
– Для того, чтобы поговорить с капитаном, черт его дери, – сказал он, погрозив мне пальцем. – Пусть разворачивает это корыто и ведет в ближайший порт, а тебя предупреждаю, будь посговорчивес.
Я открыл было рот, чтобы объяснить ему, что до порта нам не добраться, пусть даже мы уговорим капитана, но потом вспомнил, что парень не имеет ни малейшего представления о многих вещах, которые были известны мне. Поэтому вместо объяснений я сказал ему:
– Предположим, капитан откажется.
– Тогда придется его заставить, черт возьми! – ответил он.
– А когда доберемся до порта, тогда что? – спросил я. – Тебя же сразу посадят за решетку за мятеж на борту.
– Пусть лучше сажают за решетку, – сказал он. – За решеткой спокойней, чем здесь!
Гул одобрения пронесся по кубрику, затем наступило минутное молчание – матросы обдумывали создавшееся положение.
Голос Джаскетта нарушил тишину.
– Поначалу мне даже в голову не приходило, что на корабле могут быть призраки... – начал он, но Пламмер перебил его:
– Нельзя, ребята, чтоб дело дошло до драки. Так и вздернуть могут опосля, да к тому же они не такие уж сволочи.
– Что правда, то правда, – согласились все, кто был в кубрике, включая пришедшего матроса.
– Только все равно будет кипеж, – сказал он. – Надо гнать посудину в ближайший порт – и точка!
С этим никто не спорил: чуть позже пробили восемь склянок, и мы высыпали на палубу.
Сразу после общей переклички, во время которой возникла неловкая пауза, когда было произнесено имя Топпина, ко мне подошел Тамми. Остальные матросы направились на бак, и, как я догадывался, темой их разговора будет разработка плана воздействия на капитана, с тем чтобы заставить его свернуть с курса и направить корабль в ближайший порт... Бедняги!
Я стоял, облокотившись на поручни, у вант фок-мачты и таращился на воду; тогда-то Тамми и подошел ко мне. С минуту он молчал, когда же наконец заговорил, голос его заметно дрожал:
– Джессоп, чем же все это кончится? Это же кошмар какой-то. И все-таки я уверен, что-то можно сделать, как ты считаешь?
Я не ответил. Меня не покидало чувство отчаяния, и я полагал, что для своего спасения мы не можем сделать ничего.
– Неужели мы не можем ничего предпринять? – повторял Тамми и тряс меня за руку. – Я согласен на что угодно, только бы не это. Нас уничтожают одного за другим!
Я молчал и задумчиво смотрел на воду. Я не мог ничего придумать. Мысли, приходящие мне в голову, были одна безумнее другой.
– Ты слышишь меня? – спросил он, чуть не плача.
– Да, слышу, – ответил я. – Но что я могу поделать? Ничего!
– Ничего? – воскликнул он. – Ничего? Ты хочешь сказать, что нам только остается, что опустить руки и ждать, когда нас всех истребят?
– Мы сделали все, что в наших силах, – сказал я. – Я не знаю, что еще можно предпринять, разве что запираться в кубрике с наступлением темноты.
– Хоть это, – сказал он. – А иначе скоро просто некому будет запираться или вообще что-либо делать!
– А если ночью поднимется ветер? – спросил я. – С корабля все реи и мачты снесет за борт.
– Один черт, все равно никто не полезет наверх, – возразил он. – Кроме того, можно убавлять парусов сразу же, как начинает темнеть. Я тебе повторяю, что если дальше сидеть сложа руки, то еще пару дней – и на борту этой посудины не останется ни одной живой души.
– Ты не кричи, – предупредил я его. – А то Старик услышит.
Но паренек был на взводе и не слушал моих советов. – А я буду, буду кричать. Пусть он послушает. Я решил сам подойти к нему и все высказать.
Он ненадолго замолчал, а потом продолжил:
– Почему матросы бездействуют? Они должны повлиять на Старика, заставить его повернуть к берегу. Они должны...
– Ради всех святых, замолчи, идиот! – Я не на шутку рассердился. Что толку просто трепать языком? Смотри, напросишься на неприятности.
– Мне все равно, – сказал он. – Только я не собираюсь подыхать здесь.
– Послушай, – сказал я. – Ведь я говорил тебе: нам не добраться до берега.
– Это только твои предположения, – возразил Тамми. – У тебя нет доказательств. – Согласен, – сказал я. – Есть доказательства или нет доказательств, это не меняет дела: капитан посадит нас на рифы, если попытается подойти к берегу.
– Пусть посадит, не страшно, – сказал он. – Это даже к лучшему! Лучше налететь на рифы, чем болтаться здесь в море, дожидаясь, пока тебя утащат за борт или скинут с рея вниз головой!
– Послушай, Тамми, – снова начал я, но в эту секунду его позвал второй помощник, и ему пришлось уйти.
