Габриэль остановил лошадей.
– Ты первая, – сказал он.
Габриэль спрыгнул с коня и помог спешиться Бланке.
– Ты была молодцом, – сказал он ей.
Взгляд Бланки был просто убийственным.
– Мне нужно, чтобы ты была честной, Ада, – сказала она, подходя. – Ты бы убила его? Пако?
Не в силах сделать ничего, кроме как посмотреть в яростные глаза Бланки – такие поразительные на ее нежном овальном лице, – Ада медленно выдохнула.
– Я уже убивала людей, – сказала она осторожно. – Людей, которые собирались причинить мне вред. Мне хочется думать, что я не тот человек, кто может забрать жизнь невинного.
– Но ты не можешь быть уверена, – сказала Бланка. – Даже сейчас ты колеблешься.
К ее горлу подступила тошнота.
– Бланка, я... я не знаю, что сказать.
– Его звали Хуан Пако из Епеса. Он был моим другом, молодой человек, так же сильно желавший вырваться из нашей маленькой деревушки, как и я. – Она провела обеими руками по щекам и вверх, в волосы, под повязку, которую носила на голове. Отбросив грязную тряпку в сторону, она снова сурово посмотрела на Аду, – Я хочу знать, что вы за люди. Бежать и прятаться, может быть, даже убивать, чтобы защитить себя, – это я могу принять. Но Пако не заслужил того, что ты могла сделать.
Бланка оставила свою лошадь и пошла к реке.
– Тебе надо помыться, пока никто тебя не увидел. – Гримаса появилась на лице Габриеля, когда он посмотрел вниз и отвернулся. – Ты убила бы его, inglesa. – От рокота его тихого обвинения, лишенного эмоций и осуждения, у нее на руках волосы встали дыбом. – Я видел твое лицо.
– И это ничего не изменило бы, не так ли? Никто из стражников даже глазом не моргнул, услышав мою угрозу, и никто не ответил на твои вопросы.
– Ты отвлекла их достаточно надолго, чтобы мы могли сбежать. – Держа оба повода в руке, он сделал ей знак следовать за ним по следам Бланки. – Но его убийство не дало бы нам никакой выгоды.
– Я не думала. Я... как я могла?
Он потер затылок, чувствуя ужасную усталость, – таким она его еще никогда не видела.
– Я спрашиваю себя о том же самом, даже против таких людей, как те, – сказал он.
Ада вдруг остановилась.
– Что ты имеешь в виду? Что это были за люди?
– Не важно. – Габриэль набросил поводья на низкий ветвистый сук, снял одно седло, потом другое и стал массировать спины уставших животных. – Твоя защита – это не твоя забота, а моя.
– Защита? – Ее смех прозвучал резко. – И это говорит человек, который поклялся не совершать насилия.
– В Уклесе мы будем в безопасности, – сказал он. Его глаза смотрели отстраненно. – Los caballeros не позволят, чтобы с нами что-то случилось.
– Ты что, совсем не собираешься рассказать мне? – Она преодолела расстояние между ними. – Если ты знаешь что-то о том, кто они такие, я заслуживаю это знать.
– И чего ты заслуживаешь? Я сделал все, чтобы разрушить мое будущее в ордене, нарушив свои клятвы. И ради чего?
С мечом в руке он оставил лошадей и пошел к реке. Она догнала его и пошла рядом. Он продолжал говорить, как будто ждал, что она пойдет за ним.
– Я сражался с каждым, кто вставал против нас, одновременно оберегая тебя и проклиная себя. Разве это справедливо?
– Нет.
– А ты? – воскликнул он, поворачиваясь. – Ты можешь быть благодарна за жертвы, которые я принес? Есть ли это в тебе? Нет. Ты на каждом шагу стараешься сделать мою задачу невыполнимой.
– Ты забываешь, я никогда не просила тебя об этом.
– Нет, ты просто барахталась в выгребной яме, и у тебя не хватало ума схватиться за веревку.
Его резкое дыхание согревало кончик ее носа. Пульс на шее бился в бешеном ритме. Сердце Ады вторило этому трепету, когда она подалась ближе к Габриэлю, ожидая его поцелуя, нуждаясь в нем.
Ада облизнула губы. Чувствуя соль своего пота и острый запах дыма, она смотрела на его рот и думала, будет ли у него такой же вкус.
– Так, значит, ты моя веревка? Я должна схватиться за тебя?
Ада не отвела глаза, чтобы не разрушить чары их встретившихся взглядов. Ищущие пальцы инстинктивно нашли его руки. Она крепко ухватилась за них, наслаждаясь исходящей от них силой, считая его неуязвимым – приводящим в ярость и трудным, но неуязвимым. И в это мгновение, не дольше одного вдоха, сквозь гнев и отчаяние она нашла в его глазах глубокую и жаждущую страсть. Желание. Боль, желание и страх.
Чего может бояться такой человек?
Она протянула нетвердую руку к его щеке.
– Поцелуй меня, – прошептала она.
– Мои клятвы ничего не значат?
– Они же ничего не значили в купальне и когда мы сражались с теми людьми.
Его лицо стало угрюмым. Жар в его темных глазах остыл, так что оставались только два кусочка угля. Спокойно, без спешки и без колебания, он отвел ее руку от своего лица. Крошечное расстояние между ними стало вдруг целым морем. Человек из плоти и крови окаменел, его место заняла холодная статуя.
– Я не хочу тебя, – сказал он.
Она могла только смотреть, пораженная и смущенная, глядя, как он уходит прочь вслед за Бланкой.
Глава 15
Габриэль привязал лошадей около реки, чтобы вымыться и отдохнуть. Он протянул Аде горсть сушеных фиников, но она не поднимала глаз и против обыкновения была очень молчаливой. Бланка тоже помалкивала. Напряженность в их маленьком лагере – всего две лошади, полоска тонких деревьев и скудное содержимое сумок – резко контрастировала с совершенной безмятежной красотой рассвета над плато.
Под прикрытием деревьев Габриэль спустился к реке. Только здесь деревья и прячущиеся под ними животные могли выжить в пустынных условиях Месеты.
Обильные воды Тахо неслись мимо с ошеломляющей монотонностью, шумные, быстрые и прозрачные. Габриэль стоял на берегу у самого края влажного песка и смотрел на воду. Вспоминая и размышляя.
Как он мог так запутаться? Ему оставалось всего одно испытание до вступления в орден, он был на пути к безопасности – безопасности от людей, которые охотились за ним.
Теперь его клятвы превратились в лохмотья. Он убил и ранил столько людей, что трудно сосчитать.
И Ада. Огонь пылал в его крови, когда Он вспоминал ее хрипловатый голос. Он застонал от воспоминания о ее синих глазах и потоке темных волос, струящихся по плечам.
Господи, он солгал ей. Он хотел ее. Сама мысль об обладании такой женщиной воспламеняла его тело. Мысль о том, чтобы обнимать ее всю ночь...
Жалея, что не может мечом и грубой силой прогнать эти мысли, Габриэль снял залитую кровью тунику. Рассветный воздух помогал охладить его пыл. Он немного помедлил, думая об осуждении орденом наготы, а затем снял сандалии и бриджи. Подразумевалось, что в уединении братья вместо ванны обтираются губкой и спят в одежде, но он хотел, чтобы его тело было чистым, совершенно чистым.
