– Нет материальных следов цивилизаций иных страт? Но строительным материалом могли быть воск и бумага. И потом, почем нам знать, до каких высот мог дотянуться былой разум? Быть может, он достиг такого состояния экологической культуры, что сам подчистил за собой следы?
– Ты просто не можешь остраниться, как завещал писцам Шкловский, и выйти за рамки обыденного антропоморфизма, – заметил Нестору Брахман. – А мы, если помнишь, решили воспарить над человеческим масштабом. Они – другие. Они даже разговаривают друг с другом запахом. Но могут стрекотанием, светом и танцем. Именно танцем разговаривает с миром Шива. У них сигнальная система и сейчас, когда они в упадке, в оскудении, в витальном декадансе, сложнее, чем у нас. А ведь цари как будто бы сегодня мы.
– Зачем насекомым и арахнидам орудия? Нестор, посмотри на них: они от рождения вооружены почище греческих гоплитов. – Князь все–таки работал в Зоологическом музее при ЗИНе, под крылом Академии наук, хотя из членистоногих, кажется, чучел не набивал. – Есть спецы, которые считают, что именно их природное оснащение сыграло с ними шутку и завело в тупик, у них все оказалось при себе: хелицеры и мандибулы, броня и клешни, крылья и жала, сети и боевые отравляющие вещества – куда идти, к чему стремиться, дальше эволюционировать зачем? И потом, эта расточительная стратегия выживания, они берут числом – спасается не индивидуум, но вид. Зачем такое мотовство? Хотя… – Князь замолчал, стремительно обдумывая думу. – Хотя иначе им в соседстве с нынешними ловкачами не уцелеть.
– Нет никакого тупика, – поправил Князя Брахман. – Есть измельчавшие, скатившиеся в дичь потомки, вполне преуспевающие где–то в тени, на третьем плане бытия.
– Но они же кровь сосут! – возмутился Рыбак.
– Паразитоморфные клещи и двукрылые кровососы получили развитие в третичном периоде, – дал справку Брахман. – То есть пребывая уже под пятою нового царя с горячей юшкой в жилах.
– Это их никак не оправдывает. – Рыбак взял со стола бутылку с живой водой и понюхал горлышко.
Брахман бросил окурок в костер, проследил, как Мать–Ольха, неловко ухватясь за горячую дужку чайника, напрыскала в кружки кипяток, а Рыбак следом сноровисто наполнил рюмки, и продолжил:
– Затем на очистившейся Земле настало время позвоночных, и первыми из них заняли престол ящеры. Теперь, некогда попранные многорукими Шивами, из былого ничтожества они развились и преобразились так, что сделались самыми неукротимыми хищниками, тучнейшими травоядными и вездесущими падальщиками – суша, воздух и воды покорились им. Рассказывать об их зубастых пастях, чудесных гребнях, костяной броне не буду. История ящеров популяризована, широко, хотя и поверхностно, освещена, словом, общеизвестна. Память о драконах в нашем естестве – из той поры. Дворцы китайских императоров, по некоторым свидетельствам, украшали хребты и черепа ископаемых ящеров, обнаруженные в древности при земляных работах, что легитимировало миф и материализовывало метафору «семя дракона», снимая сомнения в происхождении династии от чудовищного предка. Генетическая память о ящерах свежее, нежели о грозных арахнидах и инсектах, поэтому им нашлось место в преданиях практически всех мировых культур: Шумера, Египта, Индии, Китая, Греции, Месоамерики, хеттов, германцев, славян – начнешь копать, увязнешь в материале. Были, разумеется, и в этой зоострате рептилий свой разум и свои цивилизации – вспомнить хотя бы нагов. Создатель – опытный гамер, к тому же Сам устанавливает правила, поэтому легко выходит на верхний уровень игры. Все рухнуло шестьдесят пять миллионов лет назад – астероид. Любой гимназист вам это подтвердит и расскажет про иридиевую аномалию. Сегодня в память о былом расцвете ящеров нам остались лишь гусиные таборы с их причудливым общественным устройством. Словом…
– …как красна ни будь, а придет пора – выцветешь, – закончил я на свой лад мысль Брахмана.
– Я правильно поняла, – уточнила Мать–Ольха, – у членистоногих и ящеров были свои, так сказать, гордые и дерзкие? Свои мыслящие хвощи?
Брахман кивнул:
– Именно.
– Какой может быть разум у ящеров? – возмутился Одихмантий и постучал себя по лбу. – Посмотрите на объем их головного мозга. У них, даже у самых исполинских, этого добра – горошина.
– У людей этого добра – греби лопатой, но посмотрите на людей, – не согласилась с доводом Одихмантия Мать–Ольха. – Да хотя бы на сегодняшних ублюдков! По–моему, мы сильно преувеличиваем значение объема головного мозга.
Нестор хохотнул в бороду, сочтя реплику Матери–Ольхи остроумной, и добавил:
– Тем более что у деревьев мозга нет вообще.
– Кстати… – Князь поднял рюмку – все вразнобой чокнулись и выпили. – С деревьями та же история, что и с фауной. В смысле чередования расцвета и упадка. Но Брахман, кажется, не закончил.
– Да, – подтвердил Брахман. – После кошмара, стершего с Земли былую страту, на вахту, как известно, заступили млекопитающие – наш с вами, господа, единокровный класс. Надеюсь, обозначением этого родства я никого не оскорбил.
Одихмантий не отреагировал на быстрый взгляд Брахмана. Хотел было что–то возразить Рыбак, но задавил в себе сержанта.
– Теперь крупнейшие создания и сильнейшие хищники в водах вскармливают детенышей молоком, – продолжил Брахман. – С макрофауной на суше – тоже все понятно. Не до конца отвоевали небо у журавлей летучие грызуны, но тут пустил в дело человек свою техническую жилку, хотя имел пути и помимо бездушного технопрогресса, который он неполную тысячу лет оборот за оборотом, точно шуруп, ввинчивает в тело бытия. В итоге он, антропос, освоил небеса и даже прыгнул дальше – на Луну, Марс, Венеру. Практически во всех нишах нынешней зоостраты доминируют млекопитающие, а венчает ее именно человек со своими великими и ужасными культурными явлениями, в которых чем дальше, тем меньше согревающего нас тепла, красоты, телесности, душегорения. Отсюда как малое спасение – необходимость нового консерватизма. И мы будем стоять на нем и сохранять достойное, даже сознавая обреченность, сознавая, что мера эта лишь оттягивает срок. Ведь человек, полагая, что звучит гордо, в действительности – отъявленная тварь. Он не способен получить удовлетворение, поскольку колышущуюся прорву его вожделений невозможно удовлетворить. Он то мечтает о силе, то желает братства со слабостью, то добровольно рвется под ярмо закона, то попирает закон, в хлам упиваясь произволом. Он любуется природной и рукотворной красотой и одновременно захлебывается в собственных испражнениях. Его доминирующая цивилизация – техноцивилизация – несоразмерна Земле, и, поскольку человек не приемлет принцип разумной достаточности: сыт крупицей, пьян водицей, – в финале он непременно высосет и уничтожит Землю. Хорошо, если ее одну. А посему на этом пути его ждет ластик: кто же позволит человеку губить такой отменный полигон.
О чем–то похожем на отсутствие возможности у человека удовлетворить прорву своих желаний неделю назад я толковал Матери–Ольхе, когда пришел к ней изведать глубину ее контакта с флорой. Только Брахман, конечно, лучше изложил – такая уж у него работа. Странно, однако же, выходит: куда ни кинь, всюду клин – о чем в последнее время он ни заговорит, все подведет под светопреставление. А учил ведь быть как дети. Как дети – это ж, значит, радоваться надо…
