Еще более ловко он вернулся и, прежде чем Милли успела отъехать, оказался перед ее светло-зеленой «мини». Улыбаясь, он сделал знак, чтобы она опустила стекло.
Милли покорно подчинилась. Приготовившись вести машину, она сняла волосатые обезьяньи лапы, но они все еще болтались на тесемках у ее запястий.
Только одна шутка по поводу обезьян и орехов, решила Милли, и ей придется проехать по его ногам. Кроме того, пусть лучше не упоминает о бананах.
Только не упражняйся в остроумии, пожалуйста, только не это. Потому что, уверяю тебя, я совсем не в настроении.
Не наступай на больную мозоль.
— Я всегда считал, что нужно использовать тележки для гольфа, — заметил Хью. — Сильно выиграет тот супермаркет, который первым введет в обиход тележки для гольфа вместо этих плохо-управляемых магазинных телег, ты согласна?
Милли улыбнулась. Когда она думала о Хью Эмерсоне — а это случалось опасно часто, — у нее всегда пересыхало в горле и начиналась паника. Но когда они разговаривали на самом деле, она чувствовала себя удивительно спокойной.
У любого нормального человека все происходило бы наоборот.
— Спасибо, — она кивнула ему величественно, как настоящая королева, — что не стал шутить по поводу бананов.
— Я не знаю шуток о бананах. — Хью сделал паузу. — Пожалуй, кроме одной, которую я не рискну повторить. — Еще одна пауза. — По крайней мере, не при горилле.
— Сделай одолжение, — попросила Милли. — Можешь на минуту поставить ногу перед моим передним колесом?
— Дорогая, был тяжелый день? — Теперь Хью смеялся над ней. — Полагаю, ты здесь по работе. Произошло что-то ужасное?
Милли вкратце рассказала ему обо всем.
— А когда я уже уходила, какое-то мерзкое подобие мальчишки ударило меня по голове, — возмущенно поведала она. — Дерьмовым бананом.
— Знаешь, что тебе сейчас нужно? — спросил Хью. — Выпить.
— Ты, наверное, шутишь. Я ни за что не вернусь в этот супермаркет!
— Я не имел в виду чашку чая и булочку, я говорил о настоящей выпивке. Большой стакан водки с тоником, много льда и долька лимона. — Уголки его рта подрагивали. — С булочкой.
Дом Хью был всего в паре миль от супермаркета. В багажнике у него было полно замороженных продуктов, готовых вот-вот растаять, поэтому Милли быстро последовала за ним к строению в викторианском стиле, стоящему в стороне от других домов высоко на холме, окнами на Падстов.
Ей хотелось выпить водки с тоником.
И посмотреть, где живет Хью.
Но особенно ей не терпелось помочь ему распаковать его покупки из супермаркета.
Вы можете многое узнать о мужчине по еде, которую он покупает. Остановившись на подъездной дорожке за машиной Хью, Милли почувствовала смесь восторга и испуга. Эх, и правда, пан или пропал. Если он из тех, кто в больших количествах закупает замороженные овощи или пироги с мясом, или, еще хуже, тофу, ей надо бежать от него с огромной скоростью.
Она совсем забыла, что еще не сняла свой костюм гориллы, и вспомнила об этом, когда над ближайшим забором появилась женская голова: соседка начала что-то говорить Хью, заметила Милли и воскликнула:
— Ой!
— Погибла моя репутация у соседей. — Хью поднял бровь, а соседка скрылась в своем доме. — Эдвина больше никогда не пригласит меня на обед. — Он кивнул на лохматый наряд Милли. — Не хочешь его снять?
Она изобразила тревогу.
— Что, здесь?
— О, извини. — Заливаясь смехом, Хью открыл багажник. — Но у тебя наверняка есть во что переодеться.
У Милли была сменная одежда, конечно была. Оранжевая юбка и белая безрукавка были сложены в пакет и лежали под пассажирским сиденьем ее машины.
Но иногда так непреодолимо хочется позаимствовать одежду у кого-то.
Особенно если этот кто-то, между прочим, является героем твоих девичьих грез.
— Я не думала, что мне понадобится одежда, я собиралась отработать свой номер, а потом ехать прямо домой. — Широко раскрыв глаза, Милли потрясла головой. Затем, вытирая воображаемые капельки пота со лба, она пожала плечами и смело произнесла: — Неважно, не беспокойся обо мне.
— Ты совсем с ума сошла, — заявил Хью. — Ты это знаешь, да? Семьдесят градусов[5], а ты разъезжаешь в машине в костюме гориллы. Инфаркт заработаешь.
— Ничего, все будет в порядке, — возразила Милли. Она говорила слабым голосом, мысленно гадая, сумеет ли правдоподобно упасть в обморок.
Хью улыбался:
— Идем. Возьмешь что-нибудь из моего. Ага, вот оно!
Дом — обновленная поздневикторианская постройка, был неплохо обустроен, но в нем явно чувствовалось отсутствие женской руки. Милли не считала себя прирожденным дизайнером, но даже ее подмывало добавить пару подушек на кушетку в прихожей, повесить несколько картин и расстелить на полированном паркетном полу яркие коврики.
— Знаю. — Хью проследил за ее взглядом. — Выглядит пустовато. Луиза всегда брала на себя эти женские заботы.
Оставшись на кухне одна, Милли принялась тайком изучать содержимое пакетов из супермаркета. Через пару минут вернулся Хью с выцветшей джинсовой рубашкой и обрезанными джинсами.
— Великовато будет, но это лучше, чем ничего.
Милли не считала, что это лучше, чем ничего; вообще-то она бы предпочла ничего — нет, нет, хватит фантазировать. В общем, ей хотелось надеть его вещи. И потом, они так прекрасно пахли.
Всегда можно по запаху определить, что мужчина использует «Ленор».
— Иди наверх, переоденься. Я начну разбирать продукты. А потом можем выпить.
Бронзово-топазовая ванная комната была чистой, прибранной и без липших туалетных принадлежностей, какой бывает только мужская туалетная комната. Когда Милли вылезла из костюма обезьяны, ей стало ясно, что противоположный пол лишает себя многих вещей. Должно быть, это скучно, встав утром, не иметь на выбор шестнадцать разных шампуней. Как они могут ограничиваться одной бутылкой и пользоваться ею, пока она не закончится, — просто непостижимо. Это ведь так грустно! И только одна бутылка кондиционера, представьте себе! И одно мыло!
А джинсовая рубашка была мягкая, как замша, и такая вылинявшая, что казалась почти белой. Вероятно, ее стирали и гладили миллион раз. Милли застегивала перламутровые пуговицы, когда до нее вдруг дошло, что наверняка эту работу раньше выполняла Луиза.
Ее мгновенно захлестнуло чувство вины. Эту рубашку когда-то с такой любовью стирала покойная жена Хью, а теперь ее надела бесстыжая потаскуха, которая имеет виды на ее мужа...
Неужели это я? — подумала Милли, глядя на свое смущенное отражение в зеркале над раковиной. Немного успокоившись, она влезла в обрезанные джинсы и туго затянула ремень на талии.
