Осторожно высунулся над укрытием. Вполголовы и без прибора. И тут же нырнул обратно. Потому что тот, кого ожидал увидеть в противоположном конце крыши, был от меня в каких-то десяти метрах.
Сердце замолотило по ребрам, как заведенное. Сидел, прижавшись спиной к тумбе, собираясь с духом, чтобы выглянуть еше раз. Это надо было сделать как можно скорее; если убийца двинется в мою сторону, единственное, на что я смогу рассчитывать, будет опережение и внезапность.
И я выглянул. Но на этот раз не поверх тумбы, а сбоку.
Для опознания того, кто соседствовал со мной на крыше, прибор не понадобился. Расстояние было слишком малым, а очертания объекта слишком знакомыми.
Я не опознал его сразу только потому, что никак не ожидал здесь обнаружить. Объектом оказалась лже-Шрагина.
Я следил за ней во все ошалевшие глаза. Значит, опять наврала и на самом деле она — с убийцами заодно.
Женщина, как и я, сидела на корточках. И пряталась за такой же тумбой, как моя. Сидела ко мне спиной, чуть высунувшись из-за тумбы, высматривала что-то в дальнем конце крыши.
Я вдруг понял: она не с ними. Но не мог понять многого другого. Как она здесь оказалась? Какую цель преследует? Высматривает убийц, а значит, в курсе, что меня хотят грохнуть. Но если знает об этом, почему сидит за тумбой? Почему не пытается предупредить меня? Или хоть как-то помешать им?
Не знаю, как долго задавал бы себе эти вопросы, если бы не спохватился. Не поднес к глазам прибор…
Как только сделал это, сразу стало не до них. Потому что тут же увидел его. Убийцу, пришедшего по мою душу.
Он стоял к нам спиной, склонившись. Собирал винтовку. Время от времени из-за корпуса его высовывался ствол, а потом и металлический приклад.
Наконец он выпрямился, глянул на мои окна. И вдруг повернул голову в нашу сторону.
Я тут же вновь нырнул… Вновь вжался спиной в тумбу и ощутил ужас. Я понял Котю. Поверил, что Котя разглядел его в свете фонаря. Потому что увидел сам. Несмотря на долю секунды, которую глядел на него, несмотря на удаленность, на размытость очертаний, на только зеленые тона изображения, я рассмотрел это лицо. Лицо мертвеца.
И в первое мгновение после нырка, казалось, никакая сила не заставит меня высунуться еще раз. Но первое мгновение прошло, и я высунулся. От греха подальше, без прибора. Но тут же вернулся за ним. Выглянул уже сбоку и увидел, что женщина, с которой я вчера был близок, которая только и делала, что просила меня о помощи, сидит на корточках, опершись спиной о тумбу, и готовит к съемке портативную камеру.
Что тут было понимать? Она пришла снимать сцену моего убийства.
Спрятавшись в укрытии, я какое-то время ошарашенно пытался осмыслить миленькую новость. Вновь спохватившись, отложил осмысление на потом.
Попытался заставить себя глянуть поверх тумбы: как там мертвец. И тут же отговорил себя тем, что необходимости в этом нет. Что уже высматривать? С присутствующими и так все ясно.
Теперь оставалось только ждать. Ждать, когда всем участникам охоты на меня надоест сидеть в засадах. Когда они поймут, что на добычу можно не рассчитывать, и уберутся восвояси.
Я стал ждать. Попробовал расслабиться, но это не удавалось. Какое, к черту, расслабление, когда в каких-то пятидесяти метрах за спиной тип с рожей покойника вынашивает намерение обзавестись в моем лице близнецом.
Подумал о том, что улов превзошел все мрачные ожидания. Но то, что он еще не полный, выяснил несколько позже.
Позже, чтобы хоть чем-то занять себя, оставаясь полностью скрытым тумбой, глянул в сторону подъезда. Понаблюдал за ним.
Через несколько минут увидел выходящего из парадного подростка.
Уже перевел взгляд, но тут же вернул его на пацана. Тот стоял у освещенного входа, уходить не спешил. Такое впечатление, что пребывал в нерешительности.
Воспользоваться прибором, дающим увеличение, я не мог. Было слишком много света. Но, присмотревшись, узнал в подростке Шрагину-настоящую. Лучшее, с чем она могла пожаловать ко мне, это с намерением плюнуть в лицо. Худшее — с чем-нибудь режущим или стреляющим, припрятанным в сумочке.
Криво усмехнулся. Такого в моей жизни еще не было. Возле моего дома собралась уйма людей. Все эти люди с нетерпением ожидали моего прихода. И каждый из них был моим врагом.
ГЛАВА 31Я спустился на землю в полдвенадцатого ночи. Первыми, около одиннадцати, сдались менты. Вернулись к «бобику», перекурили возле него и укатили.
Следующим, в начале двенадцатого, покинул пост зомби. Я понял это по хлопнувшей дверце дожидающейся подо мной «шестерки», по удаляющемуся шуму ее двигателя.
Когда ушла незадачливая шантажистка, я не заметил. После того как «шестерка» отъехала, решил, что мы с операторшей остались на крыше вдвоем. Решил обнаружить себя. Глянуть на ее вытянутую физиономию, послать от души подальше и хоть до какой-то степени быть уверенным, что никогда больше ее не увижу.
Но когда выглянул из-за укрытия, ее уже не было. Должно быть, ушла сразу после своего мучителя.
Я выждал еще минут десять и начал спуск.
Куда идти — не знал. Механически, на автопилоте, шел пешком в сторону конспиративной хаты, но понимал, что объявляться в ней опасно. Не было никакой гарантии, что дамочка не сдаст точку вместе со мной, для того чтобы осуществить задуманное. Снять материал для шантажа.
Брел по ночному городу, выбирая неосвещенные участки, и изумлялся. До какой же степени надо быть циничной, никого ни во что не ставить, быть готовой переступить через все, чтобы хладнокровно снимать убийство. Углядеть для себя в нем практическую пользу.
Вряд ли смертельная болезнь может быть оправданием для этого. Во всяком случае, я это оправдание не принимал. И сомневался, чтобы кто-то на моем месте его принял.
Когда дошагал к хате, был час ночи. Глядя на ее темные окна, задумался. Можно было зайти переночевать к кому-нибудь из друзей, но, во-первых, не хотелось дергать их среди ночи, а во-вторых, не хотелось давать им на мой счет повод для сомнений. И, в-третьих, что мне мешало сейчас войти в Борькину квартиру?
Не явится же эта циничная к Садисту и не скажет: «Я знаю, где он. Пошли покажу, а ты мне за это разрешишь снять, как он отбросит концы. Чтобы мне было чем тебя шантажировать». И по телефону наводку не даст. Сама звонить не рискнет, а просить кого-то из прохожих — чревато. Лишний свидетель. К тому же у нее самой сейчас проблемы. Опять получит нагоняй за самоволку.
Я решился. Поднялся к квартире, вставил в замок ключ. И никак не мог понять, почему он не проворачивается. Не понимал до тех пор, пока за дверью не прозвучал испуганный голос артистки:
— Кто это?
— Какая тебе разница, — ответил я. — Открывай. Когда дверь открылась, я озадачился видом, в котором предстала передо мной эта нахалюга. Она была в ночной рубашке и в своих тапках. Вполне обустроилась.
