– Ты готов превратить свою жизнь в сплошное дерьмо.
– Это случится независимо от того, что я делаю. И не я тому причина. Я просто собираюсь это сделать.
– Готовишься к смерти.
Джеймисон бросил взгляд на проходящее мимо семейство. Родители и трое детей улыбались, смеялись, являя живое свидетельство тому, что он уже упустил лучшее из того, что дает жизнь. Без надежды на возвращение Мелиссы от этой жизни вообще мало чего останется.
– Я не стал бы делать ставку на тебя, да и на себя тоже не поставил бы. Я верну ее и защищу. Если погибну при попытке сделать это, что ж, порой случается и такое. Это не самый трудный выбор.
На боксерском лице Блевинса появилось очередное странное выражение – наполовину гримаса, наполовину ухмылка.
– Дурак ты, Питер.
– Спасибо за то, что заметил.
Блевинс легко толкнул Джеймисона в грудь – дружеский жест, означающий просьбу пропустить его.
– Мне пора. Позвони мне по этому телефону ровно в три часа. – Он передал Джеймисону листок бумаги.
– Хорошо. Надеюсь, у тебя уже будут ответы на мои вопросы, когда я позвоню.
Глава восьмая
Кейн позвонил Джону Батлеру на рассвете, когда тот бежал с мешком, полным камней, по самому гребню горы. Ему нравилось это опасное упражнение, поскольку из-за любого неверного движения в темноте или неожиданного перемещения веса на спине можно было упасть с отвесной каменной стены. Этот один из многочисленных приемов он использовал для поддержания своей формы.
Вытирая пот и любуясь восходом солнца, Батлер дважды прослушал сообщение на автоответчике. Он пытался вникнуть в суть сказанного, ненавидел голос Кейна и удивлялся тому, что вновь слышит его. Этот голос он узнал сразу. Голос, принадлежащий одному из немногих убийц, которые могли делать дело лучше его самого. А может быть, единственному. Досадно признавать, но при его специальности приходилось быть беспощадно самокритичным в оценке соотношения сил противников.
– Выходит, я тебе снова понадобился. Хорошо. Пошел ты в ж… Чушь все это собачья. На что ты надеешься? Или думаешь, я забыл, как в последний раз ты не заплатил мне? Ты с годами становишься все глупее.
Он снял альпинистские шорты и стоял обнаженным перед зеркалом. Яркое солнце пустыни, уже начавшее свое движение по небу Нью-Мексико, четко высвечивало шрамы на его теле. Он почтительно потрогал их, погладил неровные рубцы… Горизонтальный шрам возле носа оставил ему намибийский бушмен во время гражданской войны, пятно неровной формы на груди – результат работы красного кхмера, который намеревался содрать с него кожу, а при заживлении раны на животе на левой стороне образовалась складка, в которой он проделал отверстия для сережек. Каждый шрам был наградой, медалью за благополучный исход смертельно опасной схватки с противником. Повреждения отвратительные, потому что он никогда не обращался за помощью к врачам, но он с ними не расстался бы ни за что и надеялся, что их число увеличится. Батлер упивался своими изъянами и испытывал чувство гордости, становясь под душ. Убийство для него – привычное дело, рискованное предприятие, острое ощущение. Он сидел на игле, а наркотиком в его случае были убийства. Кровопролитие стало его навязчивой идеей.
Батлер был самым лучшим – убийцей, которого чаще всего приглашали и которому больше всего платили. Этому занятию он предавался с того времени, когда беспощадно убивал людей во Вьетнаме во время кровавой бойни, которой ему потом стало не хватать. После Сайгона он переметнулся в Камбоджу, чтобы оставаться в кровавом кошмаре. В 1976 году бойня там сократилась до такой степени, что ему стало скучно, и он нанялся к родезийцам, дабы иметь возможность принять участие в их гражданской войне, и оставался у них на службе до 1979 года, совершенствуя свое ремесло, пока не возникло государство Зимбабве, а вооруженная борьба не закончилась.
Ему нравился «черный континент» с его «очагами изоляции», и он часто туда наведывался. Не так давно помог последним представителям буров поднять заварушку в Южной Африке, но уехал, когда гордые наследники призвали своих воинов воевать во славу «народного государства», а не за деньги.
Сейчас он жил в двухкомнатной лачуге, затерявшейся среди песчаных холмов в тридцати милях от Розвелла, штат Нью-Мексико. Там он мог расслабиться – изоляция от мира обеспечивала ему то главное, в чем он сейчас больше всего нуждался. Миллионы долларов, заработанные за последние двадцать лет, были спрятаны в горшках и зарыты вокруг его домика, но вспомнить, где именно укрыто большинство горшков, он уже не мог. Деньги для него значили не очень много, хотя были своего рода мерилом его полезности для нанимателей. Он довольствовался тем, что никто его не навещал, а телефонные звонки касались только работы. Больше ему ничего и не нужно было.
Из душа лилась такая холодная вода, что стало больно. Вода в пустыне – единственное, что оставалось холодным без холодильника. Она поступала из глубокой скважины и не подвергалась вредоносному влиянию солнечного света, как все остальное. Он мыл ноги, соскребая с них пот и пыль, и смотрел, как грязная вода, закручиваясь, сливается в водосток и дальше в песок под его лачугой. Он даже не заметил, как содрал ногтями струп с раны недельной давности, причиненной ударом ножа, который прошел сквозь его икроножную мышцу. Не успел Батлер отреагировать, как сорвал ногтями целый кожный лоскут. Открылась начавшая было заживать рана. По ноге потекла белая струйка гноя.
Мускулы Батлера напряглись от боли, но он ненавидел боль и отказывался подчинять ей волю. Батлер схватил большой нож из нержавеющей стали, который всегда висел в душевой, сделал на ноге большой дуговой разрез и, не задев икры, отхватил повисший кусочек плоти. Потом бросил нож и начал с силой всовывать большой палец в рану до тех пор, пока он не показался с другой стороны, чем оказал честь своим недругам. При этом он издал пронзительный вопль. Но это был крик победителя, а не жалкое хныканье побежденного.
Он повертел пальцем внутри раны, чем привел нервы в дрожь, и с громким хлюпающим звуком вынул палец из раны. При этом снова и еще громче завопил, наслаждаясь чистым звуком, порожденным болью, хотя эту боль испытывал он сам.
Выйдя из душевой, Батлер равнодушно обмотал ногу грязной тенниской, чтобы остановить кровотечение. Любопытство заставило его взять сотовый телефон, который он арендовал, указав целую серию правдоподобных имен. Потом, когда горячий бриз высушил тело, а из ноги на нетесаные половицы его лачуги вылилась целая лужа крови, он решил ответить на звонок Кейна. Налил себе стакан воды и, обливая кровью пол, направился к нише, где устроил столовую, за ручкой и бумагой.
И вот он снова слышит его – голос, который каждый раз раздается, бросая ему вызов и вызывая раздражение.
– Алло, – ответил Кейн.
Более минуты Батлер молчал, зная, что Кейн может позволить молчать человеку целую вечность.
– Что тебе нужно? – заговорил он наконец.
