был самый старый курган. Никто из скифов не помнил, кто погребён под ним. Старый курган стоял на краю стойбища Вечности. За ним начиналась поросль редких колючих кустов.
Глава XX
Звезда Миррина
Семь человек шли к Старому кургану след в след. Не доходя до его широко разметавшейся тени, они остановились.
— Всё, дальше не пойдём, в кустах заляжем.
Негромко сказанные слова прозвучали отчётливо, словно луч луны поднял звуки наверх, туда, где спрятались побратимы.
— Хорошая мысль, да плохая, — возразил юркий человек, обёрнутый в волчью шкуру, мехом наружу. Он двигался первым. — Из-за кустов мы скифов увидим, когда они с Савлием явятся, — это хорошо. Плохо, что они нас раньше времени заприметят. Кусты низкие, редкие, всё видно. К кургану пойдём, затаимся, там будем ждать.
— Как бы не так! В кургане покойники. Того и гляди, вверх ногами выскочат, — проговорило сразу несколько голосов.
— Покойников заворожу. Надёжным средством для этого располагаю. Самое лучшее средство, самое надёжное, нет его лучше, нет надёжнее. Лучшее, лучшее…
Шесть человек уселись на пятки, образовав полукруг. Луна осветила поднятые вверх лица в разводах яркой татуировки.
«Неужели невры? — подумал Арзак. — Кто ещё так себя расцвечивает? Только что им здесь надо, как посмели прийти в наше стойбище Вечности?»
Арзак не ошибся. Перед курганом сидели невры. Осуществляя план, разработанный вождём и гадателем, отряд прискакал к Борисфену. Двести воинов остались на берегу ждать сигнала. Разведку гадатель привёл к самому стойбищу. О том, что Савлий был погребён раньше срока, а Иданфирс покинул эти места, никто из невров не подозревал.
Бормоча заклинания, гадатель распутал завязки пёстро украшенного мешочка, из тростниковой корзинки, подвешенной к поясу, вытащил плошку с теплившимся огоньком.
— Расти, вырастай, пламя, расцветай красным цветком, — пробормотал гадатель и потряс гремушкой с бубенцами.
Огонёк на воздухе вырос, сделался ярким. Запустив пальцы в мешочек, гадатель стал сыпать на пламя обрезки ногтей. Раздался треск, вверх потянулась синяя тонкая струйка дыма.
— Гори, плоть царя. Трещите, ногти, вспыхивайте, уходите с дымом, высоко, высоко, к небу. Живые на земле, мёртвые в земле. Ух-ух! Сорок дней не показывайтесь. Ух-ух! Сгинь-пропади! — Гадатель поставил плошку на землю.
Сидевшие на пятках застыли от страха. В меловом свете луны они сами казались призраками, собравшимися на тайный ночной совет.
— Ух-ух! Сорок дней в земле оставайтесь, вверх ногами не появляйтесь! Живые на земле, мёртвые в земле. Глубоко, черно, черным-черно. Чернее ночи, чернее пустоты. Чёрное, чёрное…
— Что он делает? — спросил Ксанф шёпотом.
Втроём они распластались на склоне кургана, притаясь за оплывшим гребнем. Залитая лунным светом равнина с призрачными фигурами невров просматривалась как на ладони.
— Покойников заговаривает, чтобы из земли вверх ногами не выскакивали, — также шёпотом ответил Арзак.
— Почему вверх ногами?
— Говорят, по земле покойники наоборот ходят.
— Зачем же эти люди на кладбище сунулись, если боятся?
— Верно, царя Савлия грабить пришли. Мертвецов отпугнут и к его шатру Вечности двинутся. Их семеро, пусть шестеро, если старого гадателя не считать. Всё равно примем бой, хотя нас только трое.
— Первыми надо напасть, — решительно произнёс Ксанф. — Камней много, сверху бросать удобно, троим я головы разобью.
— Не надо нападать, — сказал Филл.
— Ты что? — удивился Ксанф. — Мы ведь не трусы, вспомни, как с сатархом расправились.
— В том-то и дело, что вспомнил.
Гадатель вытряс над плошкой остатки ногтей. Огонь, получив новую пищу, вспыхнул ярче. Закрутился спиралью синий дымок.
— Гори, царская плоть, трещи, сгорай, уходи дымом. На сорок дней, на сорок ночей, чёрных, как пустота, чёрных, чёрных…
Гадатель присел, чтобы поднять с земли плошку, и тут он увидел лица своих сообщников. Шесть пар расширенных глаз, не мигая, уставились на курган, подбородки отвисли, посиневшие губы тряслись. Чем вызван этот смертельный ужас? Гадатель медленно повернул голову и оцепенел. От страха кровь перестала бежать по жилам.
Прямо на них, покинув юрту Вечности, надвигался покойник. Он шёл головой по земле, упираясь ногами в небо. Торчавшие кверху длинные тонкие ноги были страшнее всего.
Как был, сидя на корточках, с вывернутой вбок головой, гадатель забормотал заклинания:
— Пропади-сгинь. Ух-ух! Змея — в воду, дерево — в лист, покойник — в землю. Ух-ух! Сгинь-пропади в землю.
Не подействовало, ещё хуже стало. Покойник дёрнул ногами. Небо рухнуло вниз. Земля закружилась. В кургане завыло, заухало, заверещало на разные голоса.
Собрав последние силы, невры бросились наутёк. Они бежали быстрее оленей, быстрее коней. Они бежали, опережая друг друга. Вдогонку ухало и хохотало страшно…
«Светильник нам пригодится», — подумал Филл и прыжком перевернулся на ноги. Поднимая с земли плошку, он увидел валявшуюся рядом мотыгу. Её он взял также и, прикрыв рукой огонёк, заторопился к кургану.
Арзак и Ксанф всё ещё находились на склоне, орали и выли вслед удиравшим неврам. Филла встретили весело.
— Молодчина, Филл. Тебя одного против целого войска можно выпускать. Ногами в воздухе дрыгнешь — все разбегутся.
— Вы тоже без промаха бьёте. Арзак заухал, так у гадателя голова на сторону перевернулась. Я сам от страха чуть жив остался да, верно от страха, смотрите, что подобрал. — Филл поднял вверх железную с деревянной ручкой мотыгу.
— Вот это да! — вскричал Ксанф и бросился вниз. — С таким орудием к рассвету управимся!
К рассвету они не управились. Солнце двинулось на середину, когда мотыга ударила в брёвна перегородки. Но всё равно, главное было сделано, вход под курган был прорыт.
— Вылезай, Ксанф, теперь мой черёд.
Ксанф без спора уступил место Арзаку, и под неистовый лай Лохмата Арзак принялся крошить бревенчатую стену. Пробив брешь достаточно большую, он приказал:
— Лохмат, выходи!
Лохмат залился лаем, но с места не двинулся.
— Самый преданный пёс, — прошептал Филл. — Я полюбил его больше всех сокровищ мира.
Лёжа с плошкой в руках, Филл освещал освобождённые от земли брёвна, трясшиеся под градом ударов.
— Всё, — сказал Арзак. — Дай плошку. За мной не следуй.
— Мы же братья, Арзак, мы дали клятву.
— Всё равно. Если Гунда захочет мстить, пусть обрушится на одного меня. В проход не заглядывай, держись рядом.
Арзак набрал воздух, как перед прыжком в воду, и нырнул в чёрный пролом.
Одатис лежала у самого входа. Лохмат бросался то к ней, то к пролому, ползал на брюхе и выл. «Жива ли?» — со страхом подумал Арзак. Он потрогал руки Одатис, прикоснулся губами к щеке.
— Филл, расстели свою куртку, — сказал он негромко, зная, что Филл услышит.
— Готово. Давай осторожно, чтобы до времени не проснулась, — взволнованно отозвался Филл.
— Крепко спит. Держишь?
— Держу. — Филл принял Одатис и
