— И я, пап.
Кейт выключила мобильник и закусила губу: почему ее отец дал волю чувствам, что было для него необычно, а главное, почему он повеселел, услышав, что она улетает из Нью-Йорка? Она посмотрела на часы, на Джека:
— Ну, я побегу. И спасибо, что ты пришел сюда.
— В любой момент, — ответил он с улыбкой. — Ну а когда покончишь с этими делами, как насчет того, чтобы попутешествовать со мной? Что-нибудь новенькое… автостопом до развалин инков, что-нибудь в таком духе?
— Угу. С удовольствием.
Чмокнув его в щеку, Кейт еще раз сказала ему «спасибо», а потом пошла назад на остановку трамвайчика.
Джек задержался на Рузвельт-Айленд, следя, как трамвайчик скользит по канату назад к Манхэттену. Внутри трамвайчик был хорошо освещен, и он увидел, что Кейт стоит возле окна. Он боялся за нее. Прихлебывая принесенный ею кофе, он прикидывал, кто мог послать злобную записку. Какого рода вендетту вынашивает неизвестный, и удовлетворился ли он (или она) этой запиской, или готовит для нее что-то еще?
Пока Кейт исчезала в направлении противоположного берега, Джек прикинул, как она отреагирует, если он когда-нибудь скажет ей, что влюблен в нее с той минуты, с какой себя помнит.
Сразу за Шестидесятой улицей Кейт по вертолетной площадке с видом на Ист-Ривер и Рузвельт-Айленд направилась к вертолету Слейда. На месте пилота она, как и ожидала, увидела Макса, но удивилась, обнаружив на задних сиденьях двух других мужчин. Забравшись внутрь, она сразу определила их как бывших оперативников Слейда либо в отряде особого назначения, либо в ЦРУ. Одежда их была гражданской, ничем не примечательной, но то, как они сидели, как двигались их глаза, как, ощутила Кейт, вели себя их тела под гражданской одеждой, и эта абсолютная уверенность в себе — тут не могло быть ошибки.
— Привет, — сказала она, прикидывая, куда они направляются, какой операцией за океаном дирижирует Слейд.
Они в ответ кивнули ей.
— Садись, — сказал Макс, вручая ей шлемофон. — Мы опаздываем.
Она обернулась к пассажирам сзади.
— Я думала, мне все время придется разговаривать с этим олухом, — пошутила она, кивнув в сторону Макса. — Сюрприз очень приятный.
— Что да, то да, — сказал один, с ухмылкой глядя, как Макс дернул ее за волосы. — Я Джейсон, а это…
— Коннор, — сказал второй, более высокий. — А вы…
— Кейт, — ответила она, пожимая им руки.
Пощелкивая кнопками, Макс завел вертолет. Зажужжал двигатель, зажглись огни, закружились лопасти пропеллера, с каждой секундой все быстрее и с большим шумом.
Они оторвались от площадки, и Кейт посмотрела в ночное небо, радуясь, что не забыла отсканировать страницы «Анатомии Тайн» в свой ноутбук. Она понимала, что ей необходимо будет сосредоточиться на чем-то, едва она останется одна. О том, чтобы спокойно уснуть в эту ночь, и речи быть не могло.
12
Что до меня, брожу я по ночам,
И убиваю стонущих больных.
Порой в колодцы подсыпаю яд,
А как свое проводишь время ты?
Варавва в «Мальтийском еврее» Марло
Деяний сотни гнусных я свершал.
Как попросту прихлопывают мух.
И лишь одно терзает сердце мне —
Что не смогу умножить их стократ.
Арон в «Тите Андронике» Шекспира
ЧИСЛХЕРСТ, КЕНТ — РАННЕЕ УТРО, МАЙ 1593
— Кит!
Никакого ответа.
Томас Уолсингем, тридцатилетний родственник покойного мастера шпионажа сэра Фрэнсиса, подошел к дубовой кровати с пологом в его комнате для гостей и отдернул красную занавеску.
— Кит!
Крупное тело под полотняной простыней не шелохнулось.
Том наклонился и потряс то, что смахивало на плечо. Плечо поддалось, затем медленно вернулось в прежнее положение.
— На самом деле королева — переодетый мужчина.
Цепко схваченная простыня слетела на пол.
Марло в растерянности уставился на своего старого друга, уязвимый, пока проплывал последние ярды страны снов. Увидев самодовольную ухмылку Тома, Марло сощурил большие глаза в щелочки.
— Черт! Причина должна быть веской!
— Присоединись ко мне за завтраком.
— Слушаюсь, сэр! — категорично ответил Марло, скатываясь с кровати, как голодный школьник. Два друга сошлись в Кембридже и оставались близки во время краткого пребывания Тома на секретной службе, а теперь Том был одним из литературных патронов Марло, который часто обращался к нему с ироничной почтительностью и еще не устал от этой шутки.
Выйдя следом за Томом из каменно-бревенчатого дома, Марло тяжело вздохнул, упиваясь приятной душистостью — чистым деревенским воздухом, напоенным ароматом весенних цветов. Чарующая перемена после едкого лондонского смрада. Пройдя по подъемному мосту через ров, где плавали лебеди, они направились к столу под старой ивой у входа в грушевый сад.
Кивнув в сторону оловянного кувшина и кружек на столе, Том сказал:
— Перри прошлогоднего урожая… поистине чудесный. Быть может, он подарит тебе вдохновение.
— Сорочка Господня! Я стараюсь, — буркнул Марло, отпивая грушевого сидра.
— А почему бы не воскресить Варавву? Он того заслуживает.
— Знаю. Жаль, что кто-то другой уже сделал это за меня.
— Кто-то другой? А! Ты про… как бишь его? Ну, тот выскочка-деревенщина, который марает засахаренные сонеты графу Саутгемптону?
— М-м-хм-м. Уилл Шекспир. Если хочешь знать мое мнение, так его «Ричарда Третьего» следовало бы назвать «Варавва Второй».
— Настолько хорошо? Пожалуй, я с ним познакомился бы.
Марло насупился.
— Шутка. Кит, так ты его знаешь?
— Уилл в прошлом году писал и для труппы лорда Стрэнджа. Я кое-что ему подсказал для его пьес про Генриха Четвертого. — С сардонической усмешкой Марло добавил: — Я понятия не имел, что он будет пользоваться моей помощью после того, как я перестану ему ее оказывать.
— Принимаешь к сердцу?
Марло пожал плечами.
— Не слишком. Оригинал никто не забудет. Но подражания?
— Забываются быстрее пьяного перепиха на сене, — согласился Том.
— Я слышал, он состряпал еще одну пьесу в том же духе. «Тит Андроник». Утверждает, что там злодей заткнет Варавву за пояс, что зрители дышать перестанут, совсем опьянеют от восторга.
Том поднял брови.
— Только подумать! Бахвалится, будто он способен превзойти самое умное перо в Лондоне?
— Однако производит впечатление. Не могу не восхититься человеком, принявшим такой непомерный вызов.
