Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 50
class="p1">— В какое дело? Человек на общак предлагает…
— Какой он человек, черт помойный!
— А это смотря какой взнос на общак. Если помойный взнос, то и черт помойный. А если приличный взнос, то и черт приличный.
— Это не взнос, Ходжа, это мертвому припарка. Поздно уже, этого черта уже больше нет… Все, завтра уже в холодном будет! Можешь его там навестить… А можешь и рядом лечь!
— Я не понял, ты мне угрожаешь? — хищно сощурился Ильяс.
Как ни крути, а Усач имел полное право на шкуру Шубникова, ему решать, что с ним делать. Но одно дело — отказать приговоренному в помиловании, и совсем другое — угрожать Ильясу, как будто он такой же чепушила, как и Шубников.
— А если угрожаю, то че?
К Усачу подходил Ваха, отрядный смотрящий, такой же неисправимый отрицала, серьезный козырь воровской масти. Среднего роста, тяжеловесный, приземистый, походка косолапая, брови как у Брежнева, взгляд жесткий, пытливый, губы плотно сжаты.
— Ну давай, предъявляй, если что-то не так! — Ильяс и старался не выходить из себя, но в глазах аж потемнело от внутреннего напряжения.
Он не ровня Усачу и не мог требовать с ним поединка. Но имел полное право спросить с него за необоснованный наезд. Причем спросить на законном основании, с молчаливого одобрения смотрящего. Ильяс хоть и не совсем блатной, но также под воровским законом ходит, приличия соблюдает, косяков за ним нет.
— Я не знаю, что ты там, Ходжа, на воле делал, но твоя крыша здесь не канает, — кивнув на Шубникова, сказал Усач. — И ты не можешь подписываться за этого козла!
— А я подписываюсь? Я отступной предлагаю! На общак.
Ваха промолчал, видимо, отступной его не заинтересовал. Скорее всего, Усач поклялся убить Шубникова, а Ваха уже утвердил его приговор. Он смотрящий, без его одобрения людей убивать нельзя. Даже если они не совсем люди.
— А ты думаешь, от смерти можно откупиться? — дыхнув через гнилые зубы, спросил Усач. — Тогда ты такой же барыга, как этот козел!
— Спокойно, бродяга, спокойно! — Ильяс качнул головой, глядя Усачу прямо в глаза.
Он не какой-то лох, на которого можно наезжать беспредельно и безнаказанно, так что бузотеру лучше успокоиться. Тем более что его никто не оскорблял.
— Ты кого тут успокаиваешь, щегол? — взорвался Усач. — Кто ты такой? Что ты о себе думаешь?
Ильяс молчал, предостерегающе глядя на хама, но тот лишь еще больше распалялся.
— Такой же козел!
В голове что-то щелкнуло. Как будто пленка в кинопроекторе жизни лопнула и оборвалась. Усач продолжал что-то говорить, но это уже не имело значения. Слово вылетело, вариантов два: или проглотить оскорбление, или вбить его Усачу обратно в глотку. Ильяс не мог проглотить оскорбление, оставалось только второе.
— Ваха! — оборвав обидчика, сказал он.
Смотрящий чуть не вздрогнул от неожиданности, не думал он, что какой-то щегол мог обратиться к нему так грубо и вызывающе.
— Ты слышал!
Ильяс имел полное право спросить с Усача на месте и без всяких объяснений. Более того, он не имел права поступить иначе. И все-таки он обратился к смотрящему. И не разрешения на расправу требовал, а ставил перед фактом. У Вахи оставалось несколько мгновений, чтобы решить вопрос миром. Но смотрящий предпочел испепелять Ильяса взглядом.
— Все слышали! — Ильяс широко раскинул руки, вызывая Усача на честный бой.
И тот принял вызов. Только поступил не очень честно. Ильяс уловил движение, когда вор кончиком языка вытащил из-за щеки половинку лезвия. И когда Усач выдул бритву, смог увести голову с линии огня. Лезвие лишь слегка царапнуло щеку, но Ильяс схватился за глаз, да так, как будто собирался свалится в обморок. Но вместо этого обрушил на Усача град ударов.
Ильяс и в неволе учился драться, нарабатывал удары, выпытывал приемы, брал их на вооружение. Так ему понравился стиль блатного наскока, когда не очень сильные удары следуют один за другим, ошеломляя противника и заставляя его открываться. И сейчас он смог сбить Усача с толку и, заставив его поднять голову, рубанул кулаком в кадык. И тут же снова повторил удар, на этот раз, пользуясь моментом, влепил концентрированно, с оттяжкой. И снова в горло.
Он и не думал, что сможет убить Усача голыми руками, не тот у него уровень. Но бил он со всей силы, зная, что другого шанса решить с ним вопрос не будет. Усач найдет способ поквитаться с ним, или сам ударит в спину, или зашлет торпеду. Может, потому заключительные удары оказались настолько сильным и точными. На пол падало умирающее тело.
Глава 24
Черно-белое кино крутилось тяжело, медленно, долго, целых два года. И вдруг оно стало цветным, пленка побежала по жизни весело, под красивую, окрыляющую музыку.
Что такое осень — это небо,
Плачущее небо под ногами,
В лужах разлетаются птицы с облаками,
Осень, я давно с тобою не был.
Шевчук пел про осень, на дворе весна, а в душе у Ильяса лето. Отмотал на зоне два года, настроился еще на четыре, и вдруг случилось чудо. Открылись новые обстоятельства, подлый мент заново дал показания, подтвердил, что Ильяс имел при себе заявление, суд пересмотрел дело, приговор не отменили, но срок сократили до двух лет. Вчера ему сообщили, а сегодня он уже на свободе, едет на крутом золотистом «Мерседесе», за рулем Шубников. Рома освободился прошлой весной, одну зиму всего в зоне отмотал. Хоть и запоздало, но связи на воле сработали.
— А я, когда освободился, первым делом в баньку, — сказал Шубников, всматриваясь в дождливую хмарь над дорогой.
До Казани километров триста, с одной стороны, как бы и не очень много, Ильяс мог оказаться за многие тысячи километров от дома. Но с другой — дороги плохие, а еще дождь, видимость неважная.
— В доме быта, — усмехнулся Ильяс.
Банька у них славная, но Ильяс там, походу, не самый желанный гость. Аркаша не захочет уступать ему законное место, придется двигать его силой, а это война. Не хотелось бы, но придется. С Аркашей по-другому нельзя, или на первых ролях, или сразу на кладбище.
— Нет, меня там не ждали… Но сейчас можно.
— Кому можно?
— Тебе можно… У Аркаши проблемы, ему сейчас не до тебя, — понизив голос, с тревожным в нем оттенком сказал Шубников.
— Интересно.
— Салаха на днях застрелили.
— Да ладно! — встрепенулся, но тут же успокоился Ильяс.
Салах практически не давал о себе знать, спокойно жировал себе на паутине, которую свил под него Ильяс, а затем взял под себя Аркашу. Получал процент от прибыли, часть оставлял себе, часть заносил на общак, никого не трогал. Аркаша уже
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 50