страха. Я боюсь, что пока стою открытая перед одаренными они увидят пламя и все поймут.
— Эмма! — предостерегает Аарон и прижимает меня к себе до боли в рёбрах. — Стой спокойно!
Я слушаюсь и мысленно уговариваю пламя держаться. Обе руки Аарона свободны, правой он продолжает удерживать меня за шею, а левой залезает в вырез и, найдя, где бьется сердце, накрывает его ладонью. Обруч держит Эдгар в паре сантиметров от моей шеи.
— Пять минут, и приступаем, — объявляет Аарон, а я хватаю ртом воздух. — Сразу ты не сможешь снять наручники, должно пройти некоторое время, — поясняет он.
Мы стоим неподвижно. Все усилия у меня уходят на то, чтобы отвлечься и не думать о том, в какой западнее я оказалась. По моим ощущениям прошло гораздо больше указанного Аароном времени. Решаюсь открыть глаза и выпрямляю руки, когда не чувствую характерного покалывания в пальцах. Не выдерживаю первая, торопя события.
— Я готова.
Дарег протягивает мне руки и держит их навесу, ждет и не торопит, пока я задерживаю дыхание и напрягаюсь, чтобы ненароком не выпустить искру. Дар недоволен, он сжимает грудную клетку и поднимается по венам. Ещё немного и я не смогу его контролировать.
Рывком тянусь к мужчине, сжимаю наручники и, разжимаю один за другим металлические браслеты. Одновременно со звоном упавших наручников, Аарон отпускает меня и защелкивает обруч.
Я ожидаю чего угодно: криков, обвинений, раздражённых взглядов, но ничего из этого не происходит.
— Зачем ты её так? — Эдгар смотрит на синяк на лице, расплывшийся возле губы. И хоть я не обращала до этого внимания и не чувствовала боли, когда меня целовал Аарон, касаюсь рукой места удара и надавливаю пальцами.
— Она сама, — недовольно бурчит дознаватель. — Только и слежу, чтоб не сбежала и не покалечилась.
— Вся в синяках, — качает головой Эдгар и, дружески похлопав Аарона по плечу, добавляет: — Забыл, как обращаться с женщинами?
— Мне просто не дают возможности показать, — в тон ему отвечает Аарон и, отпускает меня. — Ты все уладил? Обошлось?
— Не совсем, — уклончиво отвечает Эдгар.
Почувствовав свободу, я сразу оседаю на пол, выдыхаю понимая, что обошлось. Радуюсь и не могу сдержать эмоции. Одаренные поглядывают с недоумением, но никто не уходит, будто ещё ничего не закончилось.
— Эмма, — протягивает Аарон и поднимает меня, смотрит, будто хочет что-то сказать, но подбирает слова.
— Я о чем-то не знаю? — вцепляюсь в его руки и ошарашено смотрю, подозревая самое худшее.
— За воровство принято наказывать. Моя дочь потерпела значительный ущерб! — подает голос один из мужчин, стоявший в самом отдалённом углу.
— Платье, шуба и сапоги — это значительный ущерб? — кривится Аарон. — Раз ты её не прощаешь и выкуп тебе не нужен, я сам накажу.
— Нет, — тянет мужчина и поглаживает выступающий живот. — Это мое право! — заявляет он и выходит из тени.
Отворачиваюсь и прячу лицо на груди Аарона.
— У вас нет суда? — шепчу отчаянно.
— За мелкое воровство наказывают на месте. Либо откупом, либо бьют, — ровно отвечает Аарон.
— При свидетелях! — восклицает мужчина. — Я нанесу ей десять ударов!
Меня прошибает холодный пот, задираю голову, считываю выражение лица Аарона и тихо шепчу:
— Я не выдержу.
— Нет! Это мелкое воровство! — возражает он и добавляет предельно тихо, но с такой интонацией, что всем становится не по себе: — Не более пяти и мою женщину наказываю я. Законы знаю, соблюдаю их сам и заставлю соблюдать остальных, не забывай, что я дознаватель.
— У неё его кольцо, он в праве, — высказывается один из одаренных и его поддерживают остальные.
— Меры приму, не сомневайтесь. Сегодня же приведу в исполнение. А сейчас, мы пошли.
Аарон разворачивается вместе со мной. В груди неистово печет, я несколько раз нервно сглатываю, пытаясь дышать. Тело слушается плохо, ватные ноги передвигаю с трудом.
— Требую при свидетелях! — гневно гремит мужчина, явно настроенный настаивать на своем до конца. — Закон для всех един, даже если ты дознаватель.
Я слышу, как Аарон скрипит зубами и не сдерживает ругательства. Надежда, выйти отсюда невредимой, угасает. Я рвусь к дверям и висну на его руках.
— Два удара и откуп в двойном размере, — Аарон держит меня и сжимает с такой силой, что мне становится больно.
— Пять, и не меньше, — внутри меня все холодеет.
— Назови, сколько хочешь?
— Я хочу пять ударов.
— Есть смягчающие обстоятельства, — Аарон прищуривается и пронизывает взглядом одаренного, который с ним спорит. — Она не знала о связи и была ею притянута. После, испугавшись, решила бежать.
— Это ничего не меняет! Пять ударов!
В комнате становится холоднее. Стены покрываются изморозью, как и пол.
— Давайте снизим до четырех, — кто-то подает голос, а я вновь рвусь и обвисаю в руках дознавателя.
— Я за три, — подает голос Эдгар. — Она недавно среди нас, не стоит так начинать знакомство.
— Недавно, а уже ворует! У людей за это отрубают руки!
— Четыре!
— Пять, закон для всех един!
— Четыре, если бьет Аарон и три, если Эмир!
Мороз в помещении колет кожу, босые ноги примерзают ко льду, который покрыл весь пол.
— Я согласен, — отвечает на последнее предложение Аарон и передает меня Эдгару. — Держи её крепко, чтоб не дернулась, — добавляет еле слышно, — если попаду не куда надо — ответишь.
* * *
Эдгар силой вытягивает мне руки и надевает наручники.
— Веревкой вяжи, всю кожу сдерет, — тихо говорит Аарон, закатывая рукава рубашки.
— Меня будут бить? Сейчас? — я мечусь не в состоянии замереть на месте.
Оба мужчины никак не реагируют на мои слова. Эдгар пытается зафиксировать меня, а Аарон помогает удержать.
— Помоги, — шепчу, глядя, как Эдгар обвязывает мои запястья веревкой, которую достал из кармана Аарон, и плотно стягивает их.
— Не могу, Эмма, никто не может, — Аарон стягивает нас ремнем из своих брюк, вставляет в рот скомканный шейный платок и отходит.
Время останавливается, я плохо соображаю. Ноги подгибаются сами по себе. Из головы исчезают все мысли, остается только страх. Меня лихорадит, трясет так, что стучат зубы. Я стою, привязанная к Эдгару, а он удерживает мою талию двумя руками.
— Нортан, я предлагаю в десять раз больше, чем предлагал ранее, — слышу разгневанный голос Аарона.
— Она должна ощутить плеть, чтобы был толк.
Сжимаю зубы, в груди разливается боль, дышу тяжело, содрогаюсь, представляя, какие следы останутся на теле. Проклинаю одаренного, который столь яро стоит на своем и не соглашается на предложенные ему условия. Я бы взяла монеты и забыла о неприятном инциденте, да и вообще одежду просто так не воруют. Не возьми я ее — насмерть замерзла бы в зимнем лесу, но,