– Бабьи сплетни и до тебя долетели…
– Ты непробиваем… – вздохнул Георгий.
– На том и стоим…
– Жаль мне тебя, пристрелят сейчас, как последнюю собаку, но похоронят, правда, с почестями…
– Все? Твои фокусы кончились? Тогда вставай, пора встречать почетный караул.
Георгий первым пошел к выходу. Но как только он открыл дверь кабинета, то в следующем дверном проеме увидел… живого монаха – игумена Георгия, в таком же облачении, который указывал ему, чтобы он отошел в сторону и укрылся за колонной, что Георгий тут же и сделал, а монах уже вместо него стал выходить на крыльцо…
Только он успел зайти за колонну, как на улицу вслед за монахом прошел и Званцев. И увидел монаха уже в окружении людей Примуса…
Они стояли с наведенными на него автоматами и молча ждали, что станет делать следователь. Хватит ли у него ума и благоразумия не вмешиваться в чужую игру…
Званцев бросил к их ногам свое табельное оружие, а затем медленно опустился на землю, обхватив руками голову.
В монастыре, в подвальном помещении, на столе практически обнаженный лежал Фома.
Рядом с ним на стуле сидел майор Померанцев. И стволом своего пистолета медленно проводил по телу юноши.
– Неужели нам с тобой было так плохо, Фома?
Юноша молчал.
– Пойми, уже сегодня в моих руках столько золота, что ты мог бы каждый день купаться в моей золотой ванне и есть из золотой посуды.
– Ты меня все равно не поймешь.
– Почему? Как быстро они замусорили тебе голову… Ты мне только скажи одно: видел сокровища?
– Нет!
– Положим, я тебе поверю. Но те, кого ты сейчас защищаешь? Чем они лучше меня? Не тебя ли они подкладывали под проверяющего из Москвы? Что молчишь?
– Игумен Георгий не такой, как все…
– Скажи еще, что он святой!.. А что, если сейчас этот святой откажет тебе в спасении жизни и не откроет мне места, где лежат сокровища? Что ты тогда на это скажешь?
– Он отдаст вам золото… И скажет, где оно лежит. Потому что сам мне как-то сказал, что никакие сокровища мира не могут стоить жизни одного, пусть даже самого грешного, человека…
– Посмотрим…
И вышел на улицу.
Машина Званцева, в которую люди Примуса посадили монаха, и их грузовик развернулись и быстро ушли в направлении города. А ему самому ничего не оставалось делать, как идти в тот самый хлев, где стояла телега с трупами убитых, и везти их на опознание в город.
Но прежде чем лошадь тронулась, у него за спиной появился игумен Георгий.
– Ты? – удивленно спросил Званцев и более по привычке стал искать в пустой кобуре свое оружие… – А кого же они тогда увезли с собой?
– Умершего в январе 1944 года рядового, игумена Георгия Любомудрова…
– Бред…
– Ты сам все видел. Тебе и решать, бред это или нет… А теперь скажи мне только: где Фома?
– Был с Померанцевым в монастыре… Но ты уже не успеешь его спасти…
И какое-то время они шли рядом.
– Мстить теперь будешь? – спросил монаха Званцев.
– Нет! – ответил ему Георгий. – Покажу им, где золото.
– Какой же в этом смысл? Сдай золото государству, а сам живи дальше спокойно, детей в цирке развлекай…
– Государство уже все, что можно и нельзя было, само прибрало к рукам и за границу сплавило… А это принадлежит Церкви.
– Так Примус же силой возьмет… Ни перед чем не остановится…
– Пусть попробует…
– Тебя не поймешь… Государству нельзя, а Примусу, выходит, можно…
– Потом все поймешь, если доживешь, конечно… Вот тебе мой совет. Забудь все, что здесь видел и слышал. Отвези трупы в город и оформи так, как будто они друг дружку в драке порешили. Все правильно сделаешь – глядишь, тебе еще и премию денежную дадут…
– Так на Громове же нет следов насильственного убиения…
– Когда будут делать вскрытие, ты в присутствии свидетелей попроси посмотреть ему в рот – там, в гортани, будет причина его смерти…
– И какая же это причина? – спросил Званцев.
– Жадность человеческая… Ну, ступай, а то с телегой можешь и до вечера не доехать…
Следователь тронул лошадь, а монах крикнул ему вслед:
– Христом Богом тебя прошу, ты только сам ему в рот не заглядывай…
Офицер лишь отмахнулся… И погнал лошадь за своей премией.
Не успев проехать и с десяток километров по лесной дороге, милицейская эмка по неизвестной причине резко встала. Грузовик сопровождения буквально протаранил ее, отчего машина следователя вдруг вспыхнула, как свечка. Подойти и спасти кого-либо не смогли, не сумели, да и не очень-то старались. Обгорелую, еще дымящуюся машину столкнули в лес, кое-как прикрыв ветками, а сами повернули в город, где и сообщили хозяину, что монах сгорел вместе с машиной…
Если бы Примус был в тот момент рядом с Померанцевым, то вряд ли сам остался в живых. Но в монастырь он прислал одного из своих людей, который и сообщил Померанцеву о смерти монаха в горящей машине, что сводило на нет все его планы.
От Фомы уже не было никакого толку. Оставался разве что полоумный, замшелый старец…
Померанцев в сопровождении одного из людей Примуса снова вернулся в подвал, в котором все еще продолжал лежать Фома. И подошел к юноше.
– Фома, мне только что сообщили, что твой монах погиб.
– Не верю!
– У тебя еще есть выбор: уйти отсюда живым, и мы снова будем дружить, как и раньше… Или ты сейчас умрешь, как умер тот, ради которого ты оставил меня…
– Я лучше умру здесь, чем каждую ночь буду умирать рядом с тобой…
– Как хочешь, мой мальчик. Мне будет тебя не хватать. Хотя есть много других, кого еще пленяет вид золота и кто готов будет ради него полюбить хоть черта…
