— А я тебя в субботу на стадионе видел. Только я не понял: Джимми же вроде в больнице лежит, нет?
— Блин, Энди, ты что, и по выходным меня высматриваешь?
— Я по выходным стараюсь о тебе не вспоминать, только вот не получается. Ничего сыграли, между прочим.
— Ничего, только я пенальти лучше бью. А так ничего…
— Ну ты-то у нас да! Ты у нас будь здоров бьешь, особенно если из пушки от друга нашего Брайана.
Куда он это клонит, интересно…
Пододвинул мне чашку и говорит:
— В общем, придется опять на тебя рапорт составлять.
— Понятно. А по какому делу?
— Изъятие у тебя воровского инвентаря.
— Да ладно! Ты же знаешь, что это ерунда все. Копу надо было процент задержаний поднять, вот он и прицепился.
— А ты признался.
— А что мне было делать? У меня отвертку нашли. Ну и там из столярки кое-что… Только что я — дурак машину угонять посреди бела дня на Хо-стрит. Там свидетелей полгорода!
— Но в принципе ты собирался машину угнать?
— Слушай, ну вот что ты в душу лезешь? Шел в бильярд-клуб. Остановили. Обычная фигня.
Он достал блокнот.
— То есть мне сказать, что ты признался в правонарушении и согласен на соответствующий приговор, но, вообще, ничего определенного не замышлял?
— Ну да, в таком роде.
Я взял еще печенину и отпил кофе. Глотнул — и чуть не подавился.
— Черт, где вы такой кофе берете? Это что — желудевый?
— Гороховый. Теперь помолчи минутку и подумай, что тебе за это светит. Как ты так умудряешься вечно? Само по себе не смертельно, конечно, но у тебя ведь послужной список-то какой!
— Ну да, есть что показать… — скромно так ответил я.
— Если ты этому мистеру Родберу еще раз на глаза попадешься, он тебе устроит веселую жизнь.
— Так ведь на то твой рапорт и нужен. Напишешь там про смягчающие обстоятельства, про влияние среды, конструктивные предложения внесешь…
Он на меня так посмотрел, как будто сейчас убьет.
— Так ты же сам так говорил! Ты меня в прошлый раз этим выручил, когда мне сто часов общественных работ присудили… Слушай, а в этот раз условно не получится? Так, для разнообразия…
— Не получится. Мне своих забот хватает, Ники. Чем на тебя нервы тратить, я лучше о футболе буду думать или о том, чтобы ядерной войны не было. Как у тебя с общественными работами?
— С работами — супер! Просто супер.
— Неужели? К чему это тебя там пристроили?
— Сперва меня с другими на лебедку загнали, дом красить, но я тут же отмазался, принес справку, что у меня на краску аллергия. Мне врач там даже написал, что я групповую работу плохо переношу. Тогда меня послали к миссис Шиллингфорд на Гринлиф-роуд. Вот это был кайф. Прикольная бабка оказалась.
— И что ты там делал?
— Да в саду ковырялся. Ты вообще когда-нибудь в саду работал, знаешь, что это такое? У меня потом все руки в волдырях были. Дальше она мне велела по дому помогать. К плите приставила. Бабка — зашибись просто. Восемьдесят семь лет, ни хрена не видит, с кресла не встает — заставляла меня варить рагу из ямса и батата. Она сидит командует, а я у плиты кашеварю. Хочешь, кстати, рецептик дам? Значит, берешь патоку, берешь помидоры с луком и все это заливаешь острым соусом, главное побольше. Ну и ямс с бататом туда же, это понятно.
— Спасибо, как-нибудь попробую. И ты там до конца доработал?
— Еще бы. Не заметил даже, как полгода прошло. Мне ваши сказали, что срок кончился, а то так и ходил бы. Как суббота — так праздник. Даже по воскресеньям приходил убирался. Я, значит, по дому вожусь, а она мне про своих кавалеров рассказывает, когда она еще в Доминике жила, и как она в семнадцать лет на карнавал ходила. Орел бабка! Если ты меня опять к ней устроишь — без проблем, буду ходить. Я у нее до сих пор по воскресеньям обедаю.
— Это все прекрасно, Ники, только общественные работы — это не для того, чтобы вы там развлекались, понимаешь? Иначе тебе бы машины красть поручили. И часто ты к ней ходишь?
— Если на неделе ничего такого не сделал, то иду.
— Это как?
— Она разрешает приходить, только если я за неделю ничего плохого не сделал.
— Господи, а как она узнает-то, сделал ты или нет?
— Я ей сам говорю.
— Что, правду, что ли, говоришь?
— Энди, ты меня уж совсем-то за урода не держи. Я же говорю: хорошая старуха, что я ей врать буду?
— Странно, как ее инсульт не хватил от твоих откровений. И часто у тебя такие недели случаются?
— Раз в месяц где-то. Я ей тогда в субботу звоню и договариваюсь.
— Ну да. А мы-то тут мучаемся, думаем, как с преступностью бороться. Может, ей к нам на работу устроиться?
— Между прочим, если хочешь, я и к тебе ходить буду. Я по воскресеньям к миссис Шиллингфорд хожу, а к тебе бы по субботам. С детьми бы познакомился.
— Нет уж, спасибо. Я по субботам как раз стараюсь о вас забыть. И, потом, ты вечно на два часа опаздываешь, к обеду все равно успевать не будешь.
— Это я только на неделе опаздываю, а по выходным я вовремя прихожу.
— Да, я слышал, ты теперь и по выходным вкалываешь, а, Ники? Что там у вас в пятницу в Азиатском центре намечается?
— А?
— Да я вот слышал, вы в Азиатском центре какое-то мероприятие затеяли…
— У тебя агентура круглые сутки, что ли, работает?
— Слухами земля полнится. Что вы там за махинацию придумали?
— Не махинацию, а акт доброй воли. Детям хотим помочь.
— Ты из меня все ж таки дурака-то не делай, а? Говори, сколько наварить вознамерились.
— Все по закону, Энди. Десять процентов, как обычно. Ну, может, двадцать — расходы покрыть. Билетик нужен?
— Иди на фиг, Ники. Твоим бы я еще помог, но не через тебя, это точно.
— Энди, ну как так можно! Я еще ничего не сделал, а ты уже так обо мне думаешь!
— Так ведь сделаешь же! К старушке своей небось в воскресенье не пойдешь?
Я засмеялся. Ну что тут скажешь?
Порешили мы с ним за последнее дело (я про него и забыл почти) дать мне общественных работ. Энди обещал, что замолвит словечко, чтобы меня опять приписали к миссис Шиллингфорд. Тут он засобирался на какое-то совещание, и я по-быстрому допил кофе.
Кстати, за воровской инвентарь меня так и не судили. У них со мной потом и так дел по горло было. Видимо, просто закрыли дело по-тихому, чтобы с мелочью не возиться.
* * *
