массового сумасшествия?
– Не без этого. Чем больше вокруг невротиков, тем лучше для системы, ведь неосознанные толпы – это именно та почва, где она расцветает.
– Интересно чтобы было, если бы все люди отбросили соревноваться в том у кого дороже вещи и выросли по вертикали?
– Такого никогда не случится, но для того чтобы произвести в мире позитивные изменения и сменить ход истории, этого и не нужно. Достаточно будет всего десяти процентов таких людей.
– Что могут сделать десять процентов?
– Сообща они будут в силах остановить войны, убийства, голод и предотвратить надвигающуюся экологическую катастрофу, к которой толкают мир существа с мировоззрением паразитов. Своим личным примером они дадут достойное образование потомкам, чтобы те жили в добродетели как завещали нам отцы древности.
Созидая, они превратят мир в то дружелюбное место, где человек брат человеку. Сейчас большинство позабыло, что все мы одно племя под названием человечество. С полным осознанием этого в голову не придет, кого-то убивать, воровать, предавать или пройти мимо страданий ближнего. Именно это и проповедовал Иисус, когда ушлый иудей спросил у него – «а кто мой ближний?».
– И он, кажется, ответил ему, какой-то притчей… – подхватил Лука.
– Из нее следовало, что ближний тот, кто рядом с тобой и нуждается в помощи. Ежедневно каждый из нас осознанно или нет, делает выбор между грехом и праведностью, между страхом и любовью.
Система дает безнадежное существование, в котором грех норма. Нет в этом существовании ничего кроме ожидания лучшего и у всех заготовлен свой план «отложенной жизни». Если кому-то получается его осуществить, в награду достается один миг счастья, а дальше вновь ожидание. Вся жизнь в ожидании. И я когда то ждал, пока не осознал – ничто внешнее не принесет нам подлинного счастья. Внешнее иллюзорно. Нет ни покоя, ни счастья вне нас. Снаружи только желания и страхи, заставляющие людей бежать с зажмуренными глазами к обрыву и падать на дно пропасти.
– Так значит все-таки что-то можно сделать?
– Ты уже делаешь. Любое порабощение начинается в сознании. Следовательно, и выбираться из рабства нужно путем подчинения ума своей воли.
XII
– Завтра тебе придется покинуть меня, поэтому используй последний день с максимальной пользой, – первое, что сказал старик, как только Лука вошел в комнату.
Весь день Лука провел неподвижно в глубокой медитации, воспользовавшись советом старика. На концентрацию не требовалось затрачивать так же много сил как в начале. Иногда боль рассеивалась и сменялась восторгом, но Лука оставался равнодушным к обоим состояниям.
После обеда он взял чашку с отваром из трав, приготовленную стариком и вышел на улицу. У пенька Лука присел, устремив ясный взгляд на верхушки сосен. Маленькими глотками он пил вяжущую жидкость, наслаждаясь, видом и ощущая, как отвар обжигает губы. В полной тишине и покое, он сделал глубокий вдох, размышляя обо всем, что с ним произошло за последний месяц. Он вспоминал друзей, Киру и растворившуюся боль. Прокручивал в голове вчерашний разговор со стариком, анализируя и делая выводы.
«Странная вещь признание. Многие бились за внимание Марка, но смерть показала, что его жизнь оказалась по-настоящему ценной лишь для единиц.
Как можно знать, что видишь человека в последний раз? И что ваше пожимание рук будет прощанием навсегда. Был человек, и вдруг нет. Как будто никогда и не было. Только черно-белое фото, смотрит с могильного памятника, напоминая о том, что когда то он ходил рядом, смеялся, мечтал…
Системе мои друзья не нужны. Они будут забыты, а на их места придут другие с лозунгом «Живи, как хочешь – умри молодым!». Я только сейчас понял его значение.
Что ожидает меня в конце пути? Когда система тщательно пережует меня, высосав все силы, и безжалостно выплюнет на обочину жизни. Точно так же как и миллионы стариков, выброшенных работодателями как сломанные ненужные вещи.
Лишь в старости раб, наконец-то получает свободу, о которой мечтал с детских лет. Свободу, о которой он ничего не знал и к которой не был готов. Она тяжким ярмом виснет на его шее, погружая в оцепенение. Животное, выпущенное из клетки, умирает на воле, а человек, не сделавший в жизни шага, который смог бы изменить все, остается на месте подобно взрослому цирковому слону, привязанному на тонкую веревку.
С рождения его готовили быть рабом и что делать вне системы такой человек просто не понимает. С детских лет его учили, как подстраиваться и подчиняться, а не как жить. Вся его жизнь – это цепочка из воспитателей, учителей командиров, начальников диктующих, что делать.
Полностью выжитый и обессиленный он предоставлен сам себе с памятными часами от коллег, в честь ухода на пенсию. Они болтаются на руке и как будто в насмешку напоминают о напрасно потраченном времени. Это его благодарность за растраченное здоровье и время на то, что хотели от него окружающие. И вот, оставшись совсем один в пустой комнате, он утешает себя тем, что все было не зря и на старость есть деньги. Он бегал за ними всю жизнь, но от результатов его стяжательств теперь нет проку. Каждый день он все больше молчит, понимая, что это и есть финал жизни полной тихого отчаяния.
В одиночестве он разглядывает запылившиеся вещи, доставшиеся ему с огромным трудом. И в этот момент из тишины вместе с леденящим кожу ужасом приходит осознание, что система обманула его, заставив работать за грязь вместо золота. «Никто и никогда не спросил, а чего хочу я», – шепчет он, испытывая обиду за свою жизнь. Иссохшими руками, обхватив голову, он пытается понять в какой момент жизни потребление переросло в религию. Почему вся жизнь вращалась в замкнутом круге возле вещей – работать, чтобы потреблять, казаться в место быть?
Даже перед могилой он не может перестать трястись за свои вещи. Ведь за них еще при жизни была похоронена его подлинная сущность. В сердцевине его бренного и пустого существования всегда стояли вещи и безудержное желание обладать большим.
Люди сами не замечают, как за ощущение безопасности и комфорта оказываются в должниках у системы. Они не желают забивать себе голову всем этим. Зачем? Когда есть телевизор и алкоголь – обезболивающее от рабства».
Ветреный взгляд Луки упал на тропинку, ведущую в город, и на лице проявился отпечаток мучительной тоски. «Опять туда, где нескончаемо суетятся, лгут и предают», – промелькнуло у него в мыслях.
Мимо неторопливым шагом проходил старик, и Лука сразу же обратился к нему:
– Дни, проведенные здесь были одними из самых тяжелых в моей жизни. Но здесь я прикоснулся к частичке божественного и теперь жизнь за пределами этого леса представляется в менее радужных тонах. В моей голове засело, что я хочу остаться здесь. Мне неловко просить Вас об этом, но и умолчать я не могу. Я готов трудиться, и выполнять любую работу, какую скажете, я хочу сидеть, и учиться у Ваших ног.
– Всему, что тебе было нужно знать, я уже научил. Если я соглашусь выполнить твою просьбу, то буду противоречить делом тому учению, что дал тебе. Я рушил твои привязанности не для того, чтобы ты потом сотворил себе очередного кумира. Моей задачей было указать тебе путь, а дальше «будь светильником для самого себя».
Будь предан не мне, а тому, что смог найти внутри себя за время пребывания здесь. Тебе предстоит жить так, как до этого никогда не жил – в осознанности и свободе, – ответил старик в своей спокойной манере.
– Просто после вчерашнего разговора я еще лучше понял, что системе нужны рабы. Ей нужны потребители и не важно, что они будут потреблять наркотики или автомобили главное, чтобы они не останавливались. Я не смогу мириться с этим.
Я не хочу жить в постоянном окружении психов, которые постоянно слышат голоса у себя голове. Не хочу просыпаться каждое утро, и сразу же влезать в чужую шкуру отдавая свой день другим, навсегда вычеркивая его из жизни. Не хочу делать то, что ненавижу, улыбаясь при этом тем, кого
