кабинета, закрыв за собой дверь. На главной лестнице он видит сидящую на ступеньках Матильду.
– Я же вам говорила, – шепчет она отцу.
Он спускается, минует переднюю и входит через двойную дверь в музыкальную гостиную, что под его кабинетом. По центру красного ковра, в окружении изысканной мебели, стоит белая лошадь – точно под ногами Альмы. Это Дымка.
Возможно, человек и унаследовал от зверей некоторую беспечность и жестокость, но погасил в себе смелость, верность и всё то лучшее, что есть в животных.
21
Красная тетрадь
Два часа назад в расположенное неподалёку от губернаторского дома ателье Анатоля, самого известного новоорлеанского портного, прибыла Изабель Бубон-Лашанс на спортивной одноколке, запряжённой её новой лошадью Силки. Она всегда правит сама, на манер амазонки, но прячет кучера на приступке сзади, на случай, если в колесе сломается какая-нибудь из четырнадцати спиц шарентского вяза.
Прибыв на угол улиц Руаяль и Сент-Анн, мадам Бубон-Лашанс подождала, пока Анатоль не выйдет её встретить. Из-за дорожной пыли она была ещё бледнее обычного. Поместье Лашанс находится в трёх льё от Нового Орлеана, на другом берегу реки. Она оставила повозку с лошадью на кучера, гордясь недавней покупкой Силки у англичан из старицы. Она даже не стала менять имя, которое те ей дали: Силки. Ей нравится, как современно оно звучит, сразу выделяя эту лошадь из числа волов, мулов и ломовиков, которых на плантации называют так же, как рабов: Валун, Лизетта, Косынка, Смехач.
Однако, когда кучер входит, чтобы сообщить об исчезновении Силки, мадам Лашанс находится в весьма шатком положении: она стоит на скамеечке в примерочной, напоминая ежа из-за ощетиненного булавками будущего платья, а вокруг снуют помощницы Анатоля.
– Пропала? Силки?
– Я распряг её, чтобы ей сбрую воском натёрли, – говорит конюх.
– И где ты сам был?
– Отдавал сбрую, чтобы натёрли.
Мадам Бубон-Лашанс топает ногами.
– Куда?
– Да вот напротив, сапожнику.
Она хочет хорошенько пнуть кучера, но одно лишнее движение – и её могут проткнуть булавкой или ножницами.
– Анатоль! Отпустите меня.
Портной Анатоль, стоя перед скамеечкой, и бровью не ведёт. Он сосредоточен. Он всовывает китовый ус в важнейшую деталь платья, которую называют изящным словом «стомак», – искусно расшитый треугольник шёлка спереди между половинами корсажа. Да и в любом случае Анатоль привык держать во рту три-четыре булавки, чтобы не приходилось отвечать заказчицам на всякий вздор.
– Анатоль, освободите же меня!
Анатоль никого не боится. Мадам де Гальвес, супруга прежнего губернатора, как-то сказала при всех, что он работает точь-в-точь как в Версале, и с того дня все белые женщины устремились к нему, не вспоминая, что за несколько лет до этого, возможно, побрезговали даже снять перчатку, чтобы осмотреть его зубы, когда его продавали на рынке рабов за северной стеной города, на площади Конго.
– Анатоль!
Анатоль бормочет своим помощницам:
– Не двигайтесь, барышни.
На сей раз он вынимает булавки изо рта и властно говорит мадам Бубон-Лашанс:
– Мы почти закончили, сударыня. Мне нужно ещё немного вашего терпения.
Анатоль возвращается к работе. Он прекрасно понимает, почему лошадь решила сбежать. Он, на её месте, поступил бы точно так же.
Спустя ещё секунду врывается мальчик, весь светясь от радости быть гонцом. Он не может отдышаться. Силки видели на Оружейной площади. Она вошла на губернаторский двор. Швеи прыскают. Темнокожий мальчик сияет. Он изо всех сил вспоминает, что же ещё можно сообщить, но в голову ничего не приходит.
– Ты её видел?
– Мне сказал индеец, который торгует замшей.
Бубон-Лашанс задыхается от негодования. Её грудь вздымается, натягивая ткань платья. Китовый ус того самого стомака хрустит в руках Анатоля. Она приказывает кучеру скорей бежать к губернатору и, пытаясь подопнуть его, теряет туфлю.
Портной улыбается. Он закатывает рукава. Спешить он не станет. Чем дольше он трудится, тем длиннее будут каникулы у Силки.
* * *
В тот же миг на втором этаже губернаторского дворца Альма проскальзывает за письменный стол.
– Альма! – шипит на неё Кортес.
Она роется в ящике.
– Иди назад!
Она достаёт связку маленьких золочёных ключиков.
– Он сейчас вернётся. Ты с ума сошла.
Альма не знает, что Дымка прямо у неё под ногами, но её близость разбудила в ней спешку. Альму захлестнули воспоминания. Ей вдруг показалось, что она чует Лама, чувствует горячее маленькое тело, несущееся вместе с ней по долине. Её чутьё не разделило брата и лошадь.
Она должна отыскать утраченное. А для этого любое безумство – не безумство.
Альма бежит к секретерчику у стены. По очереди пробует ключи. Из гостиной внизу доносятся крики. Сантьяго Кортес стоит у стола: его шатает. Остаток дней они проведут в тюрьме за измену, или их вздёрнут на дереве, и они будут болтаться как садовые пугала.
Наконец один из ключиков поворачивается в замке.
Альма опускает полукруглую деревянную шторку. Можно подумать, что она выросла среди этих хитро устроенных палисандровых и черепаховых ящичков, хотя всё детство просто прятала свои секретики в мягкой коре большой смоковницы, чуть выше их дома. Папка лежит перед ней. Она открывает её, берёт только красную тетрадь. И бежит с ней к Кортесу.
– Читайте! Найдите название судна. «Братья», Новый Орлеан, Луизиана.
Он смотрит на неё. Как он не догадался, что эта девочка, лучшая помощница, о какой он и не мечтал, не умеет читать? Он судорожно берёт большую тетрадь, пробегает глазами страницы. Они сплошь чёрные от записей. Губернатор вписывает сюда все подпольно причаливающие к его берегам суда. Кортес листает с конца, надеясь, что они внесены по порядку. Их здесь сотни, за последние двадцать лет.
– Здесь нет хронологии, – говорит он.
Альма следит за глазами купца, как дети пристально смотрят за взглядом тех, кто им читает.
– «Братья», – говорит она. – Читайте всё.
– Окно! Следи в окно.
Альма слушается. Двор пуст. Охрана сбежалась в малую гостиную, на шум. Из-под пола всё ещё доносится гомон.
– Я понял, – говорит Кортес.
Каждая пара страниц соответствует отдельной стоянке. Бухта Баратария, озеро Поншартрен, старица Сент-Джон… Нужно проглядывать тетрадь целиком.
– Мы не успеем, – говорит он.
Альма подходит к нему, глаза у неё горят. Она не хочет сдаваться. Вдруг с лестницы доносятся стук копыт, крики, щёлкает кнут.
– Хватит, Альма. Из-за тебя нас убьют.
Она вырывает у него тетрадь, бежит назад к секретеру. Кортес смотрит в окно. Лошадь вывели из дворца, стреножив верёвками. Она в пене, упирается изо всех сил. Её толкают, тянут. Губернатор с крыльца отчитывает стражу, потом заходит внутрь. Он, должно быть, уже на лестнице.
– Альма! – говорит Кортес.
Она запирает задвижку секретера, выдёргивает ключ из скважины, бежит
