class="p1">Я перестаю двигаться, слезы текут по моему лицу.
— Эрик, я должна быть твоей женой. Ты не должен так обращаться со своей женой.
— Ты должна была стать моей женой, но ты сбежала, — рычит он. — Теперь ты будешь моей шлюхой.
Дверь в коттедж распахивается, и меня охватывает облегчение, когда я вижу стоящего там Данте, его глаза расширены от ярости.
— Эрик! — рычит он.
Я нахмуриваю брови, услышав, как он произносит имя моего мужа.
Откуда он знает его имя?
Эрик отпускает меня, и я поспешно отхожу от него, чтобы оставить между нами хоть какое-то расстояние.
— Данте? — Он качает головой. — Какого черта? Мы думали, что ты мертв.
У Данте сжимается челюсть, когда его глаза перемещаются между мной и Эриком.
— Это тот человек, от которого ты бежала?
Я тяжело сглатываю и киваю.
— Как ты меня нашел? — спрашиваю я, поскольку для него это рекорд.
Эрик с усмешкой смотрит на меня.
— В этот раз ты была не очень осторожна в своих социальных сетях. Девушка по имени Харпер выложила несколько фотографий, на которых ты и другие девушки устроили гребаный пикник. Мои люди проверили системы на предмет совпадений, и это сразу же обнаружилось.
— Иди и жди в спальне, маленькая лань, — говорит Данте.
— Какого хрена ты называешь мою жену маленькой ланью? — рычит Эрик.
— Потому что она моя. — Он подходит ближе. Его возвышающаяся фигура заслоняет Эрика, хотя рост Эрика не маленький — шесть футов четыре дюйма. — И я собираюсь закончить то, что должен был сделать все эти годы назад.
Челюсть Эрика сжимается.
— Хотел бы я посмотреть, как ты попытаешься.
Данте сжимает кулаки.
— Ты знаешь, что ты мне не соперник.
Я качаю головой.
— Откуда вы друг друга знаете?
Они оба смотрят на меня, но говорит Эрик.
— Этот кусок дерьма оставил нашу фирму на произвол судьбы четыре года назад. Ушел с кучей наших денег и исчез без единого гребаного следа. Прямо как ты. — Его глаза сужаются, когда он смотрит на Данте и его священнический воротничок. — Только не говори мне, что ты теперь гребаный священник?
Данте наклоняет голову в сторону.
— Я на правильном пути.
Эрик смеется, откидывая голову назад.
— Ты не можешь стереть все те ужасные вещи, которые ты сделал. Ты с ума сошел?
Данте делает шаг вперед, и я задумываюсь, знаю ли я этого человека. Я верила, что он в безопасности, потому что он священник. Потом он показал мне свою темную сторону, но я никогда не верила, что он был окутан тем же миром, от которого бежала я. Мир, в котором я родилась. Я верила, что бегу от преступного мира, который держал меня в плену слишком много лет, только чтобы обнаружить, что мужчина, которого я трахала и в которого влюбилась, — один из них.
— И что значит для меня еще одна жизнь? — спрашивает он, придвигаясь ближе к Эрику. — Если ты не рассторгнешь ее брак, я просто аннулирую твою жизнь.
Челюсть Эрика сжалась, и он покачал головой.
— Я никогда не расторгну наш с ней брак. Она моя.
Данте мрачно усмехается.
— Она не твоя. Это я лишил ее девственности.
Эрик рычит, бросаясь на Данте.
Я стою в ошеломленной тишине, наблюдая за тем, как эти двое бьются на полу, пуская в ход кулаки и разрывая одежду. Звуки их ворчания и рычания эхом разносятся по моему маленькому коттеджу.
Я застыла на месте, мой разум кричит, чтобы я бежала, но мои ноги крепко приросли к полу.
Внезапно комнату заполняет пронзительный крик, за которым следует грохот тяжелого падения. Страх охватывает меня, сердце колотится о ребра. Я подхожу ближе, мой взгляд метался между двумя мужчинами. Эрик лежит на полу, на его белой рубашке расплывается кроваво-красное пятно. Над ним возвышается Данте, его лицо искажено в ужасающем оскале, а в руке — нож, весь в крови.
По мне прокатывается волна шока, за которой следует неожиданное чувство облегчения. Я выдыхаю, сердцебиение замедляется, когда я смотрю на безжизненное тело Эрика на полу.
В комнате царит ощущение законченности. Мрачный, кровавый конец кошмара, который поглотил мою жизнь с тех пор, как я сбежала. Человека, от которого я бежала, человека, который не давал мне спать по ночам, наполнял мои сны ужасом и заставлял меня оглядываться через плечо на каждом шагу, больше нет. На меня нахлынуло чувство освобождения, с плеч свалился груз. Все кончено, по крайней мере, на данный момент.
— Ты убил его, — вздыхаю я.
Данте опускает нож и смотрит на меня, в темных глазах плещется смятение.
— Я никогда не хотел, чтобы ты знала правду о моем прошлом. — Он проводит рукой по волосам, забыв о крови, испачкавшей пальцы. Она растекается по волосам и попадает на лоб. Мой желудок скручивается. — Мы оба бежим от одной и той же жизни, маленькая лань.
— Ты работал на семью Манчини?
Я подтверждаю, ведь он только что убил гребаного наследника престола, моего мужа.
Он кивает.
— Да, я был исполнителем.
Исполнителем.
Это значит, что он был наемным убийцей. Человек, который убирал всех, кого просили, без лишних вопросов.
— Почему ты ушел?
Данте делает глубокий вдох, воздух между нами тяжелеет.
— Я ушел, потому что это убивало меня. Тьма пожирала меня, и если бы я не ушел тогда, когда ушел, мне даже страшно подумать, каким монстром я был бы сейчас. — Его челюсть сжимается. — Я все еще монстр, но не вся моя душа ушла, маленькая лань.
— Ты слышал о мафии Дойла? — спрашиваю я, мой голос едва превышает шепот.
Лицо Данте ожесточается. Молчание затягивается, напряжение в комнате нарастает. Наконец он кивает, не сводя с меня глаз.
— Да, — подтверждает он, его голос низкий и хриплый. — Они безжалостны, даже для преступного мира. Почему ты спрашиваешь?
Я тяжело сглатываю. Этой части я боюсь больше всего: раскрывать свои собственные скелеты. — Я Мэдисон Дойл.
— Черт. — Он потирает лицо руками. — Вот почему я не смог ничего о тебе найти, когда проверил твое фальшивое имя через систему.
— Через систему?
Он кивает.
— У меня есть знакомый из моего прошлого, который проверил тебя и ничего не нашел.
Внезапно меня что-то осеняет.
— Черт, не может быть, чтобы Эрик был здесь один. Его люди будут…
— Я позаботился о них, — говорит Данте. — Я полагал, что этот ублюдок пришел за мной.
Внезапный холодок пробегает по позвоночнику, а кожа покрывается колючками от отвращения. Я не могу игнорировать подтекст слов Данте. Он "позаботился о них", значит, эти люди мертвы. Я уже много лет живу в мире боли,