Селена Уинтерс
Спасение
Обложка была сделана Ягненком — t.me/ninfomana_de_libros
ПЛЕЙЛИСТ
“Back of my Mind” — Two Feet
“Closer”—Nine Inch Nails
“The Beach”—Neighbourhood
“Unholy”—Sam Smith (Feat. Kim Petras)
“Three Feet Away”—Vanglowe, Quantum
“Please”—Omido, Ex Habit
“Abuse me”—Ex Habit
“Doesn’t Rain in Hell”—Elvis Drew, Avivian
“Lose Myself”—REYKO
“Dangerous Woman”— Level 8, R3YAN, BLVKES
Listen to the playlist on Spotify here
ПОСВЯЩЕНИЕ
Всем девушкам, которые не прочь, чтобы их преследовал и связывал горячий, татуированный священник в маске, желающий сделать с вами нечестивые вещи…
1
Данте
— Прости меня, Отче, ибо я согрешила.
Грех.
Слово, которое до четырех лет назад было определением моей жизни. Все, за что я боролся, вращалось вокруг греха. Я не был тем Божьим человеком, которым являюсь сегодня, даже если ежедневно борюсь со своей верой. Я знал, что путь, которым я шел, приведет меня к смерти. После того как я слишком рано потерял всех, кого любил, моим единственным шансом выжить было найти новое призвание.
Вера — это не постоянство. Это поездка на американских горках, особенно для такого беспокойного человека, как я.
— Прошла неделя с моей последней исповеди.
Я тяжело вздыхаю, понимая, что это Элейн Мастерс. Постоянная исповедница в моей ложе, обычно исповедующая тривиальные грехи, такие как мысли о других мужчинах, кроме мужа. Действовать — грех, но не фантазировать, не в моем понимании. Многие братья со мной не согласятся, но это всего лишь человеческие фантазии.
Самое трудное в том, чтобы стать священником, было отказаться от женщин. Однако если бы я не изменил свою жизнь, когда это сделал, то, скорее всего, был бы мертв. Здесь, в Фордхерсте, никто ничего не знает о моем прошлом, и я надеюсь, что так оно и останется, пока я не умру и не буду похоронен.
Население города здесь минимально, и их самые большие проблемы обычно сводятся к тому, в какую школу пойдет их ребенок или кто испек лучшие пирожные для благотворительной распродажи. Это скучно, но это именно то, что мне нужно.
— Отец? — спрашивает Элейн.
Черт.
Я не слушал ее исповедь, но это неважно. Каждую неделю я даю ей одно и то же покаяние. Обычно я пытаюсь убедить ее, что это недостаточно веская причина для исповеди, но это не помогает. Сегодня я перехожу к покаянию.
— Чтобы покаяться, ты должна произнести десять раз "Аве Мария". — Я щипаю себя за переносицу. — Пожалуйста, помолись об акте раскаяния, дитя мое.
Элейн начинает молитву, произнося ее без особого смысла. Иногда я удивляюсь, почему обычные кающиеся грешники так беспокоятся, ведь они явно не сожалеют о своих "грехах”. Исповеди всегда были моей самой большой ненавистью как священника.
— Я отпускаю тебе грехи твои, во имя Отца, Сына и Святого Духа.
— Аминь, — отвечает Элейн.
— Благодарите Господа, ибо Он благ, — отвечаю я, повторяя за ней слова. Иногда я задаюсь вопросом, почему я свернул на этот путь, но потом вспоминаю, каким темным и извращенным человеком я был до этой церкви.
— Ибо вовек милость его, — произносит Элейн.
— Иди с миром, — говорю я, выпроваживая ее из исповедальни.
— Спасибо, Отец.
Я слышу, как открывается дверь, и она выскальзывает наружу. Во мне теплится надежда, что Элейн была последней кающейся сегодня. Сегодня три исповеди, а в этом городе обычно это самое большое количество за день.
Я уже собираюсь выйти из ложи, когда дверь открывается, и кто-то садится по другую сторону. Некоторое время я слышу лишь тяжелое дыхание, наполняющее пространство. Нас учат быть терпеливыми к кающимся.
— Прости меня, Отец, ибо я согрешила, — раздается с другой стороны сладкий голос, который я не узнаю. — Прошло два года с моей последней исповеди.
Я сажусь прямее, услышав, что исповедник не является завсегдатаем исповедальни. Я сжимаю челюсти, стараясь не обращать внимания на свои порывы, поскольку мне интересно, какое тело и лицо принадлежит такому милому, невинному голосу.
— Вот грехи мои. Я сбежала от мужа вечером после произнесения клятвы. Я нарушила клятву, которую дала в глазах Господа.
Сбежала от мужа.
Вряд ли это грех, если мужчина причинил ей вред, но кто тогда определяет, что считать грехом?
— Был ли этот человек жесток с вами? — спрашиваю я.
— Разве это имеет значение, Отец? Конечно, это грех — нарушить священный обет.
— Обстоятельства имеют значение, дитя мое. Если он был жесток, то вполне естественно бежать. — Я задаюсь вопросом, через что прошла эта женщина, кладу руку на завесу между нами, желая узнать лицо по голосу.
Долгое время стоит тишина, пока она наконец не говорит: — Да, он был жесток.
Я сжимаю челюсть, желая узнать больше.
— В каком смысле?
Женщина прочищает горло.
— Я не уверена, что рассказ об этом чем-то поможет. Я просто хочу исповедаться в своих грехах, Отец.
— Я здесь, чтобы выслушать ваши грехи и помочь вам лучше понять свои поступки. — Я сужаю глаза, понимая, что сейчас веду себя как безумец. — Чтобы вы не повторяла своих ошибок.
Она тяжело вздохнула, прежде чем заговорить. — Мой муж подвергал меня физическому насилию. Вот почему я сбежала. Он причинял мне боль и… — она запнулась. — Я не хочу вдаваться в подробности.
Костяшки пальцев побелели, когда я вцепился в перекладину с такой силой, что мог бы оторвать ее. Я еще не видел ее, но голос этой женщины вызывает во мне странное чувство собственничества. Темные, грязные чувства моей юности выходят на передний план моего сознания. Я чувствую, что она молода. И, как человек, посвятивший себя Богу в течение четырех лет, самое простое может вывести меня из себя.
— Я понимаю, тогда ваши действия будут оправданы в глазах нашего Господа.
Я провожу рукой по затылку, пытаясь взять себя в руки. — Это он должен просить прощения.
Она усмехается, но в ее смешке слышится грусть.
— Мой муж не из тех, кто когда-либо извиняется за свои поступки.
Я знал мужчин, подобных тем, которого она описывает, еще до того, как стал священником в этом маленьком городке.
— Я знаю таких, — говорю я, погружаясь в опасную непринужденность в общении с этой девушкой. — Не вините себя за его поступки.
— Спасибо, Отец.
Несколько мгновений молчания.
— Значит, покаяния
