– Как вам удалось узнать даже имя?
– Я получил его от одного моего информатора, к которому питаю полное доверие. Мы, в каком-то смысле, друзья.
– Джедже? Ваш старый школьный товарищ?
Монтальбано с открытым ртом уставился на начальника полиции.
– Почему вы так на меня смотрите? Я тоже сыщик. Продолжайте.
– Когда люди Риццо появляются, он велит Мерилин переодеться в женское платье, надеть цепочку, говорит, что тело нужно отвезти на выпас по непроходимой дороге, по руслу пересохшей реки.
– Чего он этим хотел достичь?
– Еще одна улика против Шёстрём, она чемпионка автогонок и знает, как ехать по такой дороге.
– Вы в этом уверены?
– Да. Я был с ней в машине, когда она, по моей просьбе, проехала там.
– О боже! – застонал начальник полиции. – Вы заставили ее?
– Ничего подобного! Она была совершенно согласна.
– Сколько же народу вы втянули в это дело? Вы отдаете себе отчет, что играете с огнем?
– В конце концов все кончится ничем, поверьте. Словом, пока эти двое уезжают с трупом, Риццо, который успел завладеть ключами Лупарелло, возвращается в Монтелузу, и для него не составляет труда присвоить бумаги инженера, предназначенные исключительно для личного пользования, и, собственно, больше всего его интересующие. Между тем Мерилин в точности исполняет указания Риццо, выходит из машины после симуляции полового акта, удаляется и, поравнявшись со старым заводом, роняет цепочку у куста и перебрасывает через забор сумку.
– О какой сумке вы говорите?
– О сумке Шёстрём, там есть даже инициалы. Риццо случайно нашел ее в домике и решил ею воспользоваться.
– Объясните мне, как вы пришли к этим заключениям?
– Видите, Риццо играет, открывая одну карту – цепочку, и оставляя открытой другую – сумку. Обнаружение цепочки, каким бы образом оно ни произошло, демонстрирует, что Ингрид находилась на выпасе в то же самое время, когда умирал Лупарелло. Если вдруг кто-нибудь кладет в карман цепочку и молчок, остается еще сумка. Однако ему, с его точки зрения, везет – цепочку находит один из уборщиков и приносит ее мне. Риццо объясняет эту находку в общем правдоподобно, и вырисовывается треугольник Шёстрём-Лупарелло-выпас. Сумку же нашел я, основываясь на следующем расхождении между двумя свидетельствами: что женщина, когда она вышла из машины инженера, держала в руках сумку, а когда ее подобрала на шоссе машина, сумки у нее уже не было. Короче говоря, Мерилин и его подельник возвращаются в домик, приводят все в порядок и отдают Риццо ключи. На рассвете Риццо звонит Кардамоне и начинает разыгрывать свои карты.
– Да, конечно, но также ставит на карту свою жизнь.
– Другое дело, правда ли это? – сказал Монтальбано.
Начальник полиции поглядел на него с тревогой:
– Что вы хотите этим сказать? О чем, черт возьми, вы думаете?
– О том, что выходит из всей этой истории живым и здоровым один Кардамоне. Вам не кажется, что убийство Риццо оказалось для него провиденциальным?
Начальник полиции вспылил, и неясно было, говорил он всерьез или иронизировал.
– Послушайте, Монтальбано, впредь гоните от себя гениальные мысли! Оставьте в покое Кардамоне, он порядочный человек, неспособный муху обидеть!
– Я всего-навсего пошутил, господин начальник полиции. Могу я спросить, появилось что-нибудь новое в расследовании?
– Что тут может быть нового? Вы знаете, что представлял собой Риццо. Из десяти его знакомых, среди коих немало преступников, восемь, среди коих тоже немало преступников, желали бы видеть его мертвым. Легион потенциальных убийц, дорогой мой, – которые могли это сделать собственными руками или через посредников. Я скажу вам, что ваш рассказ обладает некоторой убедительностью лишь для того, кто знает, из какого теста был сделан адвокат Риццо.
Он выпил, смакуя, рюмочку ликера.
– Вы меня покорили. Ваши умозаключения – это великолепная демонстрация вашей способности к дедукции, в какие-то минуты вы мне казались эквилибристом на проволоке и без страховки. Потому что, если говорить совершенно прямо, под вашими рассуждениями – пустота. У вас нет ни одного доказательства того, о чем вы мне рассказали. Все это может быть интерпретировано иначе, и хороший адвокат сумел бы разбить в пух и прах ваши заключения, сильно не утруждаясь.
– Я знаю.
– Что вы собираетесь делать?
– Завтра утром скажу Ло Бьянко, что если он хочет закрыть дело, препятствий к этому нет.
Глава шестнадцатая
– Алло, Монтальбано? Это Мими Ауджелло. Я тебя разбудил? Извини, но я хотел тебя успокоить. Я вернулся на базу. Ты когда уезжаешь?
– Самолет из Палермо вылетает в три, значит, из Вигаты мне надо трогаться где-то в полпервого, сразу после обеда.
– Тогда мы не увидимся, потому что я думаю появиться в управлении немного позже. Есть новости?
– Тебе о них расскажет Фацио.
– Ты сколько думаешь отсутствовать?
– До четверга включительно.
– Желаю хорошего отдыха. У Фацио есть твой номер в Генуе, верно? Если случится что-нибудь серьезное, я тебе позвоню.
Его заместитель, Мими Ауджелло, вернулся из отпуска точно в срок, значит, он мог ехать себе безо всяких проблем, Ауджелло был человек компетентный. Он позвонил Ливии, сказал, в котором часу должен прилететь, и Ливия, счастливая, обещала, что будет ждать его в аэропорту.
Как только комиссар переступил порог управления, Фацио сообщил, что рабочие соляного завода, которых ввели в категорию «подвижной рабочей силы», – жалкий эвфемизм, означавший, что все они были уволены, – устроили пикеты на железнодорожном вокзале. Их женщины, лежавшие на путях, перекрывали сообщение. Карабинеры были уже на месте. Должны ли и они туда отправляться?
– С какой целью?
– Ну-у, я не знаю, чтобы помогать.
– Кому?
– Как это кому, доктор? Карабинерам, силам безопасности, которые мы-то сами и есть, пока не доказано обратное.
– Если уж тебе прямо не терпится кому-нибудь помогать, помоги тем, кто занял станцию.
– Комисса-ар, я-то всегда подозревал: коммунист вы.
– Комиссар? Это Стефано Лупарелло. Извините за беспокойство. Мой двоюродный брат Джорджо у вас появлялся?
– Нет, я ничего о нем не знаю.
– Дома мы все очень встревожены. Как только он пришел в себя после успокоительного, он вышел из дому и снова исчез. Мама просит совета, может быть, нам следует обратиться в полицейское управление, чтобы начали розыски?
– Нет. Передайте, пожалуйста, вашей маме, что, по-моему, не следует. Джорджо объявится, скажите ей, пусть она не беспокоится.
