надвое сказала! А тут безвыходное положение. Шесть человек. Молодых и крепких. По сколько им? Старшему пожалуй 20—21. Эти трое на год два моложе. И пара наверно несовершеннолетних лет по 17-ть. Не качки, нигде не занимаются. А что это дает? А ничего. Разницы нет, так как нет никаких шансов. Ни плохих, ни маленьких. Его это не спасет. Только отсутствие самой драки его слабая надежда. Может корочки показать. Напрямую нельзя. Но дать понять нужно. Выход! Какой выход! Еще есть время! Но как, же так Родин! Соберись! Тебя же в управлении все за глаза считают самым изобретательным, самым умным. Неужели так глупо остаться калекой или погибнуть. Запинают. Как пить дать. Если с ног собьют, оторвутся по полной. А в его положении это пара пустяков.
Встал еще один белобрысый и рябой парень. Этот был простоват, больше похож на сельского комбайнера. Смотрел зло, постоянно сплевывал, и делал движения, как бы расправляя время от времени плечи. Они уже вдвоем стали прохаживаться, сверля его глазами. Родин отложил газету. Уже было глупо смотреть в нее. Все всё понимали. Шла открытая война нервов. Основная группа парней была у Родина справа и когда эти двое перемещались влево, Родину приходилось сильней прижиматься спиной к окну, что бы захватывать взглядом не просматриваемый сектор. Он боялся, что кто-то из них зайдет ему сзади. И что дальше? Удар кастетом по голове или удавка на шею? … Все может быть. Ничего исключить нельзя. У второго вроде нунчаки. Захлестнет шею сыромятным крепким ремешком. Сдавит, скручивая палочки. И пикнуть не успеешь.
Конечно, лучше всего Родину было бы перейти в угловой отсек у выхода из вагона. Он об этом думал. Там его с двух сторон защитят стенки. В случае нападения бандитам придется подходить каждый раз по одному. Но этот вариант хорош, если бы он чувствовал в себе силу. А так от первых ударов его переклинит, если он вообще сможет нанести, хотя бы один.
Олег, незаметно костяшками, помассировал поясницу, попробовал сделать легкие движения с разворотами. « Организм соберись! Ты никогда так не подводил меня!». Чувство опасности и самосохранения притупляло боль, но не на столько, чтобы не чувствовать ограничивающую тупую скованность. А что будет после первых резких движений,… этого никто не знал. «Да! Идти в угол, это сразу вставать в оборону, показать свою слабость. А отдать инициативу и отступить, в его положении непростительная ошибка. Думай башка! Раз тело подвело на этот раз. Думай! А если так попробовать!».
Родин вытащил из нагрудного кармана блокнот и начал торопливо делать пометки. Парни вяло прогуливавшиеся, со вниманием уставились, следя за его действиями. Он описывал этих самых молодых людей, и тех, что сидели, выжидали пока. Скупо, точно отмечал характерные детали внешности, возраст, телосложение, цвет волос, глаз, индивидуальные особенности. Писал ручкой, нажимая со всей силой. На другом чистом листочке снизу оставались глубокие вдавленности от букв. Так порядок! Он вырвал написанный листок. Уже если что, прочитают наши мужики, сообразят. Будут знать, кого искать. Не безнаказанно. Найдут по любому. Он немного осмелел и даже кисло улыбнулся.
Теперь предстоял второй ответственный шаг. Собравшись духом, он довольно смело перешел на другую сторону к лысоватому мужчине и ближе к группе молодых людей. Только бы не подвела спина. Не дать повода усомниться в своем здоровье. Он достал и несколько небрежно как делал всегда, показал лысому корочки. Брови у мужчины поползли от удивления вверх, когда он дал ему записку и попросил перейти в другой вагон, самый дальний к машинисту. Молодые люди замерли в оцепенении, следя за его действиями с напряженным вниманием.
– Хорошо! Это хорошо! – Приговаривал сам себе мысленно Родин.– Не понимают что происходит. Инициатива. Это уже не плохо.
Мужчина пожал плечами, сунул записку в карман и неспешно, озираясь, вышел. Родин сидел теперь на одну секцию вбок, почти напротив парней, и прекрасно видел и слышал, что они говорили и делали. Это ввело их в замешательство. Не посовещавшись, не договорившись как предпринимать какие-либо действия? После недолгого молчания они, наконец, начали перешептываться как в глухой телефон, передавая что-то друг другу по цепочке. И с места поднялись двое, что помоложе, и пошли в соседний вагон, вслед ушедшему мужчине.
– Другой разговор! Эх! Сейчас бы не болело ничего. Удачный момент настал. Рискнул бы потягался с оставшимися. Да только сегодня на их улице праздник. Надо ждать! Не знаю чего. Чуда!? Может быть.
Минут через десять-двенадцать вернулись уходившие молодые люди. Демонстративно посматривая на Родина, они подали написанную им записку старшему, полноватому, с одутловатыми щеками парню. Тот вертел ее вертел ухмылялся и передал остальным. Наконец он что-то недовольно пробурчал и все встали и перешли на самое дальнее сиденье.
– О! Отступили, – не поверил своим глазам и обрадовался Родин.
Но радость была преждевременной. Они цепко наблюдали оттуда за ним и что-то продолжали обсуждать. Явно речь шла о нем. Что у них зрело в головах. Там решалась его судьба. Корочки они, во всяком случае, заметили, это плюс, время минут пятнадцать выиграл, тоже плюс. Но возможно это все фикция. Белобрысый встал, достал нунчаки. Наигрывал ими, он ловко жонглировал. Толстый, тоже приподнялся и широко разводя руки, показывал остальным окружающие, обхватывающие действия. «Собираются подойти со всех сторон одновременно! Помнят прошлогодний опыт. Не хотят рисковать. Что ж! Все логично. Видимо, его плюсы недостаточны. Когда начнут». – Пронеслись веером в голове у Родина, невеселые мысли. Кто-то из бойцов толстого не понял его плана, и он влепил ему здоровую «гычу». Вся компания весело отреагировала на инцидент. Под шумок ему еще пытались добавить друзья, но тот сразу дал сдачи, чем вновь вызвал обсуждение и хохот.
Незаметно электропоезд дошел до Каргата. Зашипели тормоза. Толстый с сожалением обернулся и посмотрел в сторону Родина, плюнул и очевидно выругался, судя по выражению лица. Зашли люди. Человек десять не меньше сели в вагон. Стало как-то полегче на душе. Зашел нищий. Стал жалобно подходить просить подать на пропитание. От компании он держался на расстоянии, но парни сами его позвали по имени. Видать, они друг друга знали. Мужичек боязливо подошел. Они, добродушно улыбаясь, что-то сунули ему в руки и тут же наладили хорошего пинка под зад, так, что тот чуть не упал. Это вызвало их громогласный раскатистый хохот, а мужичек, сжимая то, что они дали, торопливо сбежал в другой вагон. Когда добрались до Чулыма, и зашло еще больше народа, Родин почти совсем успокоился. А тут и парни собрались, и что-то весело улюлюкая, и толкая друг друга, ушли.
– Пронесло, неужели пронесло! – тихо бормотал Родин, не до конца веря случившемуся. Но он зря радовался. В городе, сойдя с трудом на платформу, он почти сразу увидел двоих из той кампании. «Это не случайность! Значит, сегодня еще не все для тебя кончилось Родин! Что этим-то нужно?» – пронеслись тревожные мысли. Он, собравшись с силами, пошел на остановку такси.
– Спокойней! Все под контролем. Не отставать от общей массы людей. По лестницам особенно тяжело подниматься на эстакаду. Двигаться в потоке, – шептал он, стиснув зубы, обращаясь к самому себе, – боль можно терпеть. Потерплю. Трудно! Но немного осталось!!!
Парни двигались впрочем, на приличном расстоянии и по раздельности. Они изображали из себя толи сыщиков, толи шпионов из плохих киношных сериалов. Обнаружив, что он встал в очередь на такси, они, отойдя немного к улице Челюскинцев, нашли частника и сев в машину, стали поджидать, когда подойдет его очередь. Ну, вот наконец, и такси. Молодой парень, глянув в протянутые корочки, сконфузился.
– Да не бесплатно! Не тушуйся. Все будет по счетчику, только дело одно есть. Надо оторваться вон от той иномарки. Сможешь?
– Я недавно работаю в такси, всего месяц, но попробую. Как получится.
А получалось у парня плохо, и машина и опыт у частника были явно на высоте. Машина преследователей прочно сидела на хвосте. Ее водитель даже иногда играючи давал, как бы оторваться им,
