выучил церковный чин, получил посвящение в иеромонахи, сам вел церковные службы… – рассуждал граф.
– Но скажите, Сергей Дмитриевич, как может лицо духовное быть заговорщиком? Был ли он замешан в трагедии мая 1606 года? Не обошлось ли без него и низложение Шуйского?!
– Да, он был заговорщиком, но был и дипломатом, отстаивал под Смоленском интересы России и Православия. И восемь лет был пленником… А В результате этих испытаний жизнь превратила первого придворного щёголя конца XVI века в умудрённого опытом старца, одного из величайших деятелей своей эпохи.
– На Ростовскую митрополию Филарет был поставлен тем, из чьих рук принять подобное назначение было бы немалой честью. Знал ли он об этом? – спросила собеседница.
– Что ж, давайте вспомним, как развивались события. После майской трагедии 1606 года был низложен патриарх Игнатий. На его место церковный собор нарек Филарета Романова. Однако, Шуйский не доверял ему. По какой причине? Конкурентом ему он, как лицо духовное, не был. А вот обладание общей тайной, тем более, что желаемый результат отодвинулся, могло быть опасным. Филарет был отправлен за мощами «убиенного» царевича в Углич. В его отсутствие Шуйский и добился переизбрания. Его ставленник – Крутицкий митрополит Пафнутий – лицо, в истории с Расстригой не случайное, тоже не прошел, и патриархом стал строгий ревнитель веры, казанский митрополит – Гермоген…
– Так он же был одним из самых ярых обличителей «Лжедмитрия»! – с волнением произнесла дама.
– … Но Филарет возвращается в Ростов… – продолжал рассказывать граф…
* * *
Сапега расположил своё войско с западной, а Лисовский с юго-западной стороны Троице-Сергиева монастыря, выстроив здесь остроги и засеки. Спустя несколько дней после начала осады на верность самозванцу присягнули жители замосковной волости Вохна. Крестьяне этой волости стали наиболее последовательными приверженцами самозванца.
Секретари Яна Сапеги отмечали, что, встав лагерем у Троицы, он дважды посылал парламентёров в монастырь с предложением сдаться. Получив решительный отказ на предложение сдаться без боя, 3 октября поляки и литовцы приступили к регулярному артиллерийскому обстрелу монастыря из 63 пушек.
Вот что писал о том келарь Авраамий: «Сапега и Лисовский повелели прикатить туры и поставить пушки. И той ночью прикатили многие туры и поставили орудия. Первые за прудом на горе Волокуше; вторые тоже за прудом возле Московской дороги; третьи за прудом же в Терентьевской роще; четвертые на Крутой горе против мельницы; пятые туры поставили на Красной горе против Водяной башни; шестые поставили на Красной горе против погребов, Пивного двора и келаревых келий; седьмые по Красной же горе против келарских и казенных палат; восьмые же в роще тоже на Красной горе против Плотничьей башни; девятые туры поставили на Красной же горе возле Глиняного оврага, против башни Конюшенных ворот. И возле туров выкопали большой ров, из рощи от Келарева пруда и до Глиняного оврага, и насыпали высокий вал, так что за тем валом, укрываясь, ходили конные и пешие люди…
Месяца октября в третий день начали бить из-за всех туров, и били по крепости шесть недель беспрестанно изо всех орудий и из верховых, и раскаленными железными ядрами. Обитель же Пресвятой и Живоначальной Троицы была покрыта десницею вышнего Бога, и нигде ничего не загорелось. Ибо огненные ядра падали на пустые места, в пруды и в выгребные ямы, а раскаленные железные ядра извлекали из деревянных домов, пока они не успевали причинить вреда».
Однако, так было в первые дни обстрела. Да и защитники обители, имея много хороших пушек, вели умелый огненный бой с врагом. Осаждавшие пристрелялись и стали бить точнее. Положение защитников монастыря с каждой неделей становилось всё тяжелее. От артиллерийского огня люди погибали не только на стенах и в башнях. Каменные и чугунные ядра, свистя смертным воем, пролетая над оборонительными сооружениями, влетали на монастырскую землю, разбивая и пробивая стены и крыши построек, стены и своды храмов, увеча и убивая людей, лошадей, скот. Особенно опасны были каменные ядра, отлитые из известкового раствора. Попадая в стены, они кололись и дробились на множество смертоносных осколков, разлетавшихся в разные стороны.
Несмотря на то, что осаждённые были обеспечены рожью, намолоть её в достаточном количестве не было возможности, поскольку мельницы находились за стенами монастыря. Рожь медленно мололи на небольших ручных мельницах и пекли хлеба. Но прокормить столь значительное количество людей было очень непросто. Теснота вынуждала людей жить на открытом воздухе. Непраздным женам приходилось рожать детей при чужих людях. Но тогда в обители «никто со срамотою своею не скрывался».
* * *
В исторической литературе под влиянием нарративных источников сложилось представление, что поражение правительственной армии в Рахманцевском сражении повлекло за собой массовый переход потерявшего всякие политические ориентиры населения «Замосковного края» и других областей России на сторону самозванца. Только ростовчане пытались встать против тушинцев, за что были жестоко наказаны врагами. Считалось, что успехи сторонников самозванца были достигнуты благодаря массовым выступлениям народа, искренне верившего, что «истинный царь» обеспечит им лучшую долю, и явному нежеланию дворян сражаться за «боярского царя».
Однако, документы архива Я.П. Сапеги свидетельствуют, что сразу после Рахманцевского сражения присягу самозванцу принесли только жители прилегавших к Троице-Сергиеву монастырю восточных волостей Московского уезда, Вохны, Александровской слободы и её окрестностей. Из челобитных крестьян и свидетельств иностранцев видно, что их слободы, деревни и села, оказавшись в полосе наступления войск Я.П. Сапеги, стали добычей тушинских фуражиров-загонщиков, которые отнимали у крестьян продовольствие, деньги, имущество, грабили храмы. Население ждало, что царь Василий постарается защитить их от «ратных, воинских людей», но и правительственные отряды вместо помощи занялись грабежом крестьян и посадских, подготавливая столицу к осаде. Жители Подмосковья оказались между молотом и наковальней. Они решили искать защиты у Лжедмитрия и принесли ему присягу 23–27 сентября 1608 года. Большое впечатление на присягнувших произвело разбирательство, которое устроил Ян Сапега в своем стане по поводу разграбления монастыря и храмов Александровой слободы. Войско публично приговорило слуг и наемников, виновных в грабеже, к суровому наказанию. Расправа породила иллюзии, что новая власть решительно покончит с подобными эксцессами.
Но всё же дворяне, посадские и крестьяне большинства городов и уездов Замосковного края в тот момент, по-видимому, продолжали надеяться на Василия Шуйского и его воевод. Побывавший в стане Лжедмитрия после Болховского сражения владимирский воевода Сеитов, получив приказ Василия Шуйского организовать отпор тушинцам в Замосковье, энергично взялся за дело и, по-видимому, укрепил эти надежды. Он вёл переписку с властями Суздальского, Муромского, Ярославского, Переяславского и Ростовского уездов и передал им распоряжение царя: крепить осаду и одновременно направить под его начало детей боярских и
