спрашивает она, что его мозг переводит как: С кем ты, по-твоему, разговариваешь? Ты меня не знаешь. Она отлынивает от него и застегивает накидку.
– Из Лондона, – отвечает Майкл.
– Оу, – произносит она с новой глубиной понимания. – Так вот почему ты задаешь эти тупые вопросы? – смеется она.
– А ты откуда? – спрашивает он. Она сомневается, стоит ли отвечать.
– Из Нью-Йорка, – признается наконец девушка. – Ты что, из тех забитых нигеров-фетишистов?
– Нет, нет…
– Хорошо, потому что мне за это дико недоплачивают.
– Нет. Прости, я не хотел тебя напугать…
– Меня напугать? – смеется она. – Нигер сказал «напугать».
– Я просто хочу пообщаться… – признается он. Она замолкает и уже не смеется.
– Можем прилечь? – продолжает Майкл. Он первым подходит к кровати и ложится. Вскоре и она, издав глубокий вздох, ложится с ним. Пространство между ними, как непреодолимый каньон.
– У тебя все хорошо?
– Нет, – отвечает Майкл. Она смотрит на него. Он смотрит в потолок. Он помнит данное себе обещание. Что не может и не будет ни с кем сближаться, но она, она другая. Он пустыня, она – океан, им суждено было встретиться где-то на земле.
– Тебе когда-нибудь хотелось умереть так, чтобы не чувствовать, как умираешь? – спрашивает он. – То есть как бы не умереть, а просто перестать существовать, исчезнуть, стать невидимкой, стереть все следы своего существования, даже в воспоминаниях и сердцах других людей, полностью.
– Тебе бы в кресло к психотерапевту, а не в стрип-клуб. Мне платят не за то, чтобы я с таким возилась… – Она садится, как будто собираясь уйти, но не идет.
– Жить так тяжело. Я знаю, что всем тяжело жить, но могу понять только, что тяжело для меня и как я ощущаю себя в своем разуме, своем теле, и я не хочу этих ощущений. Больше не хочу.
Она ложится, глубоко дыша, протягивает руку и касается его руки кончиками пальцев – электрический разряд. Они почти инстинктивно сплетают кисти. Девушка тянет его. Он перекатывается к ней, она пододвигается – и между ними уже нет дистанции. Она прижалась к нему, он обнял ее, голова девушки лежит у него на руке, а Майкл перебирает пальцами ее волосы.
Двое дышат в унисон, грудь его вздымается и опускается вместе с ее. Они разговаривают. О смерти, пришельцах, реальностях с множеством измерений, мультивселенной и путешествиях во времени. Она спрашивает:
– Ты знал, что, если двигаться быстрее скорости света, время перестает существовать?
Майкл отвечает:
– Значит, вот что это за чувство?
Они беседуют о сексе и любви, о доме и местах, где хотят побывать, о любимых книгах: его – о долгом путешествии, а ее – о героях и героинях; его – о человеке, которого он едва знает, ее – о девушке, которая обратила поражение своей кожи в победу. О том, что такое «Быть черным» и как это проявляется; о том, что их души прошли сквозь пространство и время и оказались здесь только в силу стечения бесконечного числа случайностей, что где-то много лет назад их предки боролись за их будущую жизнь, пусть сами они еще не жили, а лишь существовали в проекции. Они разговаривают о том, что происходит здесь и сейчас, и об отсутствии, отсутствии всего вообще. Майкл молча прижимает ее к себе, еще ближе, чувствует тепло ее тела. Интересно, как близко Икар взлетел к солнцу, прежде чем оно обожгло его крылья, и казалось ли это падение все еще полетом.
Майкл просыпается. Тянется к другой половине кровати. Пусто. Садится и медленно осознает, что уснул. Куда она делась? Он лихорадочно ощупывает карманы в поисках телефона с кошельком. Пропали. Вот блять! Он выскакивает из кровати и откидывает покрывало. Шарит руками по простыне и под подушками, скидывает их на пол, обыскивает изголовье, под матрасом, под кроватью, но ничего нет. Меня обокрали. Надо было это предвидеть. Сдавшись, Майкл садится на кровать и смотрит на прикроватный столик. Включает лампу. Там лежат его телефон и кошелек, а еще записка: «Будешь в Нью-Йорке – 332–483–1182». Он с облегчением выдыхает и прижимает свои вещи с запиской к груди, широко улыбается. Открывает кошелек и осматривает отделения. Деньги пропали. Он причмокнул, но усмехнулся и развеселился от этой ситуации. Майкл вспоминает, где он и что с ним никого нет. Страшно хочется уйти. Где Банга?
Незаметно покинув комнату, Майкл проходит через клуб и оказывается в пустынной промышленной зоне. Банга стоит на парковке, прислонившись к машине, и курит последнюю сигарету.
– Ты где был? – Майкл бежит к Банге, а тот, опешив, швыряет сигарету в снег.
– Йо, чувак, – смеется Банга. – А ты где был?
– Искал тебя. Ты сидел рядом, а потом взял и пропал.
– Надо было кое-что уладить. Я знал, что с тобой все будет в порядке. Хотел, чтобы ты развлекся и отдохнул. Так что решил просто подождать здесь.
– А если бы что-то случилось?
– А разве случилось? Блять, чувак, расслабься. Ты же тут. Поехали, – говорит Банга, дрожа на холоде. Они садятся в такси, старый дребезжащий обогреватель дует на них холодным воздухом, а потом включает подогрев.
– Ну как, понравилось? – спрашивает Банга, осклабившись. Майкл пожимает плечами. – Я тут постоянно бываю. Видел девчонок? Очень даже. А ты снял кого? – не отстает он. Майкл молчит. – Снял же, ну? Снял же, а? Ха-ха, мой парень! – Банга выставляет ладонь, чтобы дать пять или как-то еще высказать одобрение, но, не увидев ответного жеста, кладет руку на плечо Майкла, как старший брат. – Я же хотел, чтобы ты развлекся, чувак. Ты просто выглядел так, будто тебе очень нужно расслабиться.
Майкл зло фыркает.
Они едут по зеленому пригороду Чикаго, назад в Саут-Сайд. В лунном свете снег будто сияет. Банга включает по радио блюз, покачивает головой и подпевает. Майкл думает о безымянной девушке, «Нью-Йорке» и лезет в карман проверить, на месте ли записка с номером ее телефона.
$1,811
Глава 21
Колиндейл, север Лондона; 17.46
Баба пересматривал видеозаписи со старыми воспоминаниями и слушал любимые песни детства на айпаде – качая головой, растянув губы в беззубой улыбке до ушей, как вдруг его странно перетряхнуло. Джалиль ничего не заметил. Он сидел за компьютером, в наушниках, так уставившись в монитор, что почти касался его своими длинными ресницами. Бабу снова перетряхнуло, на этот раз он упал на пол. Он выронил айпад и схватился за грудь. Я окликнул Джалиля. Он медленно неуверенно повернулся. Взглянул на меня, а потом вниз на отца.
– Баба? – прошептал он. Баба изо всех сил попытался подтянуться