не обращала внимания на все вокруг.
Как будто ее сильно толкнули в грудь. Она даже пошатнулась. С полотенцем на голове, перебирая голыми длинными ногами, торчащими из его футболки, вышла та самая Мира.
Хлесткий звук пощечины заполнил немую паузу.
Ладонь горела. Легкие жгло, как будто не хватало воздуха для вдоха.
Виктор держась за щеку обернулся и посмотрел куда не мигая большими глазами смотрела Анна.
По лицу пробежала судорога. В мозг воткнулась не менее, чем сотня острых как иглы мыслей. Болезненных. Унизительных. Обидных.
— Мр-р-мяу.
Ноги коснулся мягкий бок кота. Он терся об застывшую Аню и заглядывал ей в побледневшее лицо.
— Прости, Гер.
Она бросила взгляд на кота и развернулась, собираясь уйти.
Уже в дверях ее поймал за запястье Виктор. Со всей силы она рванула на себя руку, но он лишь сильнее сжал пальцы.
— Если ты меня сейчас же не отпустишь. Я заору на весь подъезд и сюда сбегутся все бабки, что тут живут.
Она зло цедила сквозь зубы слова.
И он отпустил.
В конце длинного коридора, прислонившись к стене плечом и скрестив свои стройные ноги стояла Мира с наглой ухмылкой на лице.
— К черту все!
Развернувшись, Аня сбежала по лестнице. В ушах стоял белый шум, а перед глазами плыли цветные мушки. На оставшемся пролете она вдруг подвернула ногу. Острая боль в щиколотке. Потеря равновесия. И инерция несет тело вперед…
Дама с собачкой
Колени больно пробороздили несколько ступенек. А как те закончились — слетела на площадку, проехавшись ладонями по старому кафелю сдобренному песком.
От боли слезы выступили на глаза.
Перевалившись на бок, аккуратно села и посмотрела сначала на ладони. Кровоточащие ссадины были в грязи. Их нещадно жгло. Одной из коленок стало мокро. сквозь грязные джинсы проступила кровь.
Скуля от боли Аня прошептала какое-то ругательство. Попыталась встать, но колени пронзила адская боль и руками себе помочь было тоже больно.
В это время в полумрак площадки ворвался свет.
Кудрявые ушки пуделя щекотали руку, когда он принялся обнюхивать валяющуюся на полу незнакомку.
Гламурная бабуля отдернула поводок и подошла ближе. Аня ожидала ворчание на тему валяющихся наркоманов, которые пройти не дают, но старушка остановилась, отпихивая любопытного пуделя и сочувственно спросила:
— Милая, с вами все в порядке?
— Угу, — хлюпая носом сдавленно выговорила Аня. — Я сейчас встану.
Со стоном она снова попыталась подняться.
— Может скорую? Вдруг сломала чего?
— Н-н-нет. Не должна. Я всего несколько ступенек пролетела.
— Ой-ей. Вот говорила, что темно в подъезде, упадет кто-нибудь когда-нибудь. И вот оно и случилось.
— Да я ногу подвернула. Сама виновата, торопилась.
— Это сколько же Вы тут так лежите? Давайте я Виктора позову, чтобы подняться Вам помог, а то…
— Нет-нет. Не надо Виктора, я сама.
— Как же сама? Вы встать не можете, а к нему еще и по лестнице подниматься надо…или не надо?
Взгляд пожилой женщины стал острым.
— Крики слышала… Неужели опять Мира приехала?
Анна молчала и лишь попыталась отлепить прилипшую ткань штанов от раны, от чего болезненно поморщилась.
— Когда же эта девица от него отстанет? Бестолковая нахалка. Хорошо, что они не поженились все таки.
Старушка с неодобрительным вздохом смотрела вверх по лестнице.
— Подожди здесь минуточку, я перекись и бинты принесу, чтоб хоть руки тебе в порядок привести, чтоб до дома добраться.
Кое-как переместившись на ступеньку, Аня вытащила из сумочки влажные салфетки и стала аккуратно протирать ладони:
— Спасибо огромное но не стоит беспокоится, я сейчас такси вызову и как-нибудь доковыляю. Сейчас уже полегче. Это первая боль самая сильная.
— Ой, что Вы. Это совсем не составит мне труда.
Участливая старушка и любопытный пудель стали подниматься по лестнице, а Аня искать телефон. Он выпал из ее кармана во время падения и грустно лежал у нижней ступеньки с трещиной в уголке.
Это опечалило Анну еще больше. Но проверив экран, убедилась, что он работает, и это хоть чуточку, но обрадовало. Она листала в поисках приложения для вызова такси и проклинала этот долгий и безрадостный день, когда раздался звук открывающихся дверей и шаги. Она не сразу сообразила, что шаги слишком бодрые для престарелой дамы и спускается что-то она дольше, чем поднималась.
Коснувшиеся плеч руки заставили вздрогнуть.
— Ушиблась? Чем ударилась?
Виктор, запыхавшийся и взволнованный присел перед ней и беспорядочно бегал глазами по ее фигуре, будто ожидая увидеть где-то торчащую кость или рану, из которой надо срочно останавливать кровотечение.
— Уйди, пожалуйста.
Анна оттолкнула его руки и, мысленно перебирая все ругательные слова, что можно применить к предательству незнакомой старухи, бросила мимолетный взгляд наверх. Злость, перекрывая боль и обиду, разливалась по телу, придавая сил. Чуть не взвыв, она рывком поднялась на ноги, чувствуя как что-то хрустнуло в ноге. Но гордость и чувство самосохранения говорили убраться скорее отсюда, а там уже она разберется что у нее порвалось, сломалось, отвалилось и разбилось.
Аня не раз слышала, что на адреналине люди могут ходить и на сломанных ногах, поэтому надеясь, что хотя бы ее собственное тело ее не предаст, сделала несколько шагов.
— Тебе же больно, давай скорую вызову? Или отвезу тебя в травму?
— Пошел прочь.
Стиснув зубы она заковыляла из подъезда, не зная на какую ногу хромать.
Хотелось плакать. Было больно. И физически, и морально. Казалось, что в груди застрял один из штырей от перил.
Ее бросили, ради очередной красивой, наполовину искусственной куклы. Такие в больницу ложатся сделать себе сиськи, а не из-за камней в почках. Они ходят к косметологам, а не эндокринологам. Они парятся не как заработать денег, а как вытащить деньги с карты мужика. И Виктор… Такой же козел как и все. Сначала очаровавшись, теперь приходилось разочаровываться. И в этот раз разочарование было хлестким.
— Ань, пожалуйста, остановись…
Чтобы догнать калеку, улепетывающую со всех ног, ему было достаточно сделать пару неспешных шагов.
— Я тебе сейчас снова пощечину влеплю, если тронешь меня еще хоть раз.
Прорычала Анна, думая о своих разодранных ладонях и насколько это будет болезненное действо.
— Слушай, я не хотел, чтобы так вышло…
— Пошел прочь говорю.
— Давай она уедет, и мы спокойно поговорим.
Истерический смешок сорвался с губ.
— Ты сейчас шутишь?
— Она завтра утром уедет.
Смешок грозился перейти в хохот. Держать себя в руках становилось все сложнее.
Горечь, что томилась в груди уже чувствовалась даже на языке.
— Уйди от меня, прошу… Просто уйди. Забудь. Исчезни.
Она вышла на улицу, а он растворился в полумраке подъезда. Их разделила закрывшаяся
