в такую рань?
Но уже в следующую минуту я поняла, как дико ошибалась: из покоев его величества вышла Джули. На щеках девушки играл румянец, причёска растрепана, но пуговицы на домашнем платье застегнуты все до единой. Однако у меня не вызывало сомнений, что делала молодая леди в такое время в покоях короля.
Краска сошла с моего лица, и я прижалась к стене, чтобы не быть замеченной своей фрейлиной. Она прошла дальше, в крыло для родственников, а я отпрянула от стены. Поблагодарила горничную, попросив её ни о чём не рассказывать, и стремглав помчалась вниз.
Так вот, значит, как ей удалось вернуться ко двору… Сколько же во мне наивности и доверчивости!
Я споткнулась, но удержалась, схватившись за перила. Судорожно вздохнула. Может, я всё неверно поняла? В конце концов, Ямин тоже заявляется ко мне в неположенное время, но я ведь не занимаюсь с ним ничем интимным, хотя он и приходится мне женихом.
Глупости! Мой случай – скорее исключение на фоне повышенной наглости демона, чем аргумент в пользу того, что Джули и Роффе просто разговаривали всю ночь у него в покоях. Сердце будто тисками сжало. У королей часто есть фаворитки, и это считается нормальным, но в нынешней ситуации меня обижает ложь Джули. Ведь она даже про этаж солгала, притворившись невинной овечкой. Может, и о Петтере Орвеце рассказала его величеству она, а не одна из моих служанок?
Хороший вопрос, следовало бы поразмыслить на досуге.
Наплевав на отсутствие сопровождения и решив, что хуже, чем были, слухов обо мне уже не придумать, тем более Роффе откровенно игнорирует их, я всё-таки отправилась в оранжерею. Разумеется, она была закрыта на замок, только не магический, а обычный железный, поэтому я легко открыла его с помощью магии.
Быстро отыскав необходимые инструменты, я принялась за поливку и рыхление земли на свободных участках, куда потом пересажу корни и саженцы. Нужно заказать несколько редких сортов и посетить городскую ярмарку, надеюсь, там можно будет что-то прикупить. О цветах я знала довольно много, мамина любовь к ним передалась и мне, к тому же, пока жила в Домисе, заботилась о растениях в оранжерее айлины Кифаи.
Вскоре меня обнаружили рано просыпающиеся садовники, но мешать не стали. Спокойно отнеслись к просьбе позволить мне самой высадить имеющиеся клубни на подготовленную клумбу. Пока занималась посадкой и поливом, размышляла, какие многолетники можно ещё размножить, исходя из сезона.
– Ваше высочество, вот ещё… – Ко мне подошёл главный садовник – полноватый, с пышными усами, переходящими в бакенбарды, – и подал кипу каких-то тетрадей, больше десятка. – Они принадлежали вашей матери. Думаю, вам будет интересно.
– Вы так давно здесь работаете? – изумилась. – Простите, я должна была бы вас помнить, но…
– Ну что вы! Вы ведь были ещё ребенком. Нас, садовников, не считают за слуг первостепенной необходимости, поэтому наш штат претерпел мало изменений. Сплетни мы не подслушиваем, досужих раговоров не ведём, занимаемся своим делом. Только вот при принце… его величестве Торнберте оранжерея совсем захудала. Годы были холодные, а магический обогрев никто не поддерживал, как я ни просил, – в итоге почти все цветы вымерзли. – Я тяжело вздохнула и с любовью посмотрела на крошечные ростки. – Хорошо, что вы теперь здесь, – с нежностью сказал садовник. – Вы теперь всё восстановите.
– Я буду стараться, – искренне пообещала. – С вашей помощью, разумеется. Одной мне не справиться. Составьте список необходимого для оранжереи. Я обсужу все расходы с его величеством.
Садовник покивал, но понял моё желание остаться наедине со своими мыслями и с матушкиными записями. Не удержавшись, я вымыла руки и села за дневники, просматривая их вскользь. Ничего личного – лишь заметки по растениеводству, однако для меня это было частичкой жизни любимого человека, в которой продолжается его существование после смерти. Отложив тетради и вновь перевязав их лентой, я вернулась к растениям. За стеклянными стенами оранжереи уже занимался рассвет.
Я готовила посадочную ямку уже для пятого куста, когда услышала шаги. Резко вскинув голову, не снимая грязных рабочих перчаток, убрала со лба выбившиеся из причёски пряди и увидела ас-алердина. Ямин приблизился, его крылья едва не касались земли, при этом демон с интересом следил за моими руками, копающимися в земле.
– Занятные увлечения у человеческих принцесс.
Я не стала комментировать и доделала начатое в его молчаливом присутствии, лишь попросила принести ведро воды с маленькой лейкой, не особо рассчитывая на помощь. Но демон неожиданно выполнил мою просьбу.
– Что ты узнал о смерти Хокана? – тихо спросила и с надеждой взглянула на него.
– Хокана ранили на площади точечным заклинанием, посланным приспешником Ларского, – произнёс Ямин, и я кивнула.
– Да, так гласила официальная версия. Он умер от несовместимой с жизнью раны. Тогда было восстание, на площади шло сражение, Ларских выгнали, а на трон вместо почившего Хокана по просьбе совета сел Роффе.
– Хокан попал в королевскую лечебницу и скончался в ту же ночь, но странность в том, что в течение недели вслед за Хоканом ушли и лекари, занимавшиеся его раной, придворный целитель тоже сменился.
– Когда воцарился Роффе, – добавила я задумчиво. – И никто этому не удивился, ведь при смене власти меняются и доверенные люди.
– Целитель не просто сменился, он умер от неизвестной лихорадки. Мне удалось заглянуть в воспоминания его супруги, которая теперь живёт в монастыре, – он всё время твердил, что Хокан умирает не от внешних ран, а от внутренних.
– Что это значит?
– Проклятие, – пробормотал Ямин. – Проклятие может лечь на человека только в одном случае – если он не выполнил обещание или клятву. И чем значимее была клятва, тем сильнее последствия. Хокан мог не выполнить данную им клятву.
Я окончательно запуталась. Нахмурившись, я настолько погрузилась в раздумья, что залила несчастный цветок. Заметив свою оплошность, откинула лейку и начала рыть отводные канавки для воды, пытаясь спасти растение.
– Не понимаю, – выдохнула наконец, – если он погиб по своей же глупости, почему тогда об этом не было объявлено? Почему Тамим сказал, что его убил Роффе? Точнее, выдвинул такое предположение.
– Много ли ты знаешь о Тамиме? – спросил ас-алердин.
– Если ты о его происхождении, то мне нет до этого дела. Тамим честный. Он не стал бы лгать.
– Никто не говорит о лжи. Мне просто интересно, почему он так заботится о тебе.
– Потому что я красива, умна и обворожительна, – заявила, выпрямившись, и вытерла лоб запястьем, откидывая выбившуюся прядь.
В полумужском наряде, уставшая и сонная, с грязными руками, я наверняка не выглядела такой, как утверждала, однако Ямин, кажется, не воспринял
