1
«Вы у меня в гостях первый самурай…»
И двор, и дом Шиджеру – так представился сосед – были не в пример нищете пьянчужки Нацуми. С домом я познакомился позже, когда Шиджеру пригласил меня выпить чаю. Но и двор, едва я зашел в гостеприимно распахнутые ворота – не в щель же лезть! – многое объяснил: чистый, ухоженный, несмотря на зимнюю непогоду. Южную часть двора занимали бамбуковые клетки с собаками: шесть или семь, точно не скажу. В трех рычали, скалили зубы взрослые псы, в четвертой лежала сука со щенятами. В остальных клетках тоже кто-то был, но те звери дремали, игнорируя присутствие чужого человека.
Одна из клеток привлекла мое внимание. Особо прочная, сколоченная на совесть из дубовых брусьев, она была самых скромных размеров. В такой матерому кобелю только и оставалось, что спать, свернувшись клубком. Натянутая на каркас крыша, обустроенная из плотной стеганой ткани цвета мокрой земли, в точности копировала трехъярусную крышу храма с выгнутыми карнизами. Вдоль карнизов крепились дополнительные рулоны ткани – если их опустить, клетка закрывалась импровизированными шторами. Но больше всего меня удивила даже не крыша, а длинные жерди, прикрепленные к клетке на манер ручек паланкина – носильщики кладут их на плечи, прежде чем побежать с ношей вперед.
Эта клетка пустовала.
– Приторговываю, – объяснил Шиджеру, заметив мой интерес. – Охрана, охота. В суп еще берут, особенно щенков… Так-то у меня скобяная лавка, на Большой Западной. Но и собачки – делу подмога. Хорошая псина всегда в цене! Вы не бойтесь, они не вырвутся. Клетки заперты, я всегда проверяю. Вот на ночь, бывает, выпускаю кобельков. Мало ли? Вдруг лихие людишки через забор соберутся… Вы в собачках разбираетесь, господин?
Я отрицательно помотал головой. Все, что я понимал – собаки у Шиджеру крупные, лохматые, злобные. Не знаю, как в суп, а охранники выйдут на славу. У каждого товара есть свой покупатель.
Рассказ Шиджеру о собачках никак не объяснял странное устройство особой клетки.
– Иоши-то, – вспомнил хозяин. – Пса моего отравил, стервец! Лучшего! Ну, не моего – братнего. Мы тогда с братом вместе жили, в одном доме. Взял и отравил, гадюка двуногая…
– Мальчик отравил вашу собаку?!
– Я ж и говорю: прикончил, душегуб! Без зазрения совести. Уж не знаю, чем ему собачка досадила. Хоть бы укусила разок, я бы понял…
– Ваш брат дома?
– Умер он, еще осенью.
– Соболезную. Болел?
– Собачка загрызла. Оно бывает, если не бережешься…
Заверения Шиджеру о том, что клетки заперты, показались мне сомнительными. Вдруг засов прохудился? Жердь треснула?!
Быстрей, чем следовало бы, я поднялся на крыльцо, разулся и вошел в дом. В темном коридоре меня встретили четыре девочки – на вид лет одиннадцати, вряд ли старше. Они уже стояли на коленях, по двое у каждой стены, дожидаясь нас, а едва я показался в дверях – ударили лбами в пол. Нехватка света не помешала мне разглядеть, что вид у девочек сытый, о голоде речь не идет. Одежда добротная, теплая, хотя и не раз чиненая. У нас в семье одевались проще.
– Чаю! – велел Шиджеру. – Быстро!
Девочки растаяли, как не бывало.
– Вы проходите, господин…
Я озирался в поисках стойки для оружия. Было бы невежливо идти в жилые покои с плетями за поясом. Позвать девочку, отдать плети ей? Нет, это и вовсе ни в какие ворота…
– Да вы идите, не тревожьтесь! – правильно понял меня хозяин. – Идите как есть! Вы у меня в гостях первый самурай, иные отродясь не захаживали. Честь, честь великая! Идите с плетями, я только порадуюсь, погоржусь…
Разумный человек, отметил я, когда мы расположились в комнате. Тюфяки, плотные и теплые, грели мне задницу, а жаровня, разожженная заранее – живот и грудь. Все это весьма способствовало положительной оценке Шиджеру. Деловит, разговорчив; знает жизнь. Лавка на Большой Западной – место доходное. Опять же собаки. Отчего бы не позволить себе жилье с удобствами? А что дом в Грязном переулке, так здесь земля дешевле. И строители меньше возьмут за работу. Соседи-грязнули? От соседей оградит высокий забор. Воры? Надо быть самоубийцей, чтобы полезть сюда за добычей.
«Вот на ночь, бывает, выпускаю кобельков…»
Может, и не только на ночь, мысленно произнес я, обращаясь к Шиджеру. Может, это ты второпях позагонял псов в клетки, готовясь к моему визиту. «Вы у меня в гостях первый самурай. Честь, честь великая!» Услыхал, как я беседую с Нацуми, а? Запер собачек, убрал доску в сторону: «Вы ко мне идите, господин…»
Будешь теперь выхваляться моим посещением, так? Ладно, я не против.
– А вот и чай! Позвольте, я вам налью…
2
«Вы мне что, не верите, господин?»
К чаю прилагалось блюдо с пирожками. Уступая требованиям хозяина, я надломил один, откусил из середины. Начинкой служила сладкая бобовая паста. Принесли и саке – охлажденное, что говорило о его качестве. Хризантемное или нет, саке без подогрева разливали только там, где не сомневались в запахе или вкусе выпивки. Все это вместе с посудой, расставленной на низеньком столике, возникло в покоях быстрее, чем я мог представить.
– Дочери? – спросил я, когда девочки, беспрестанно кланяясь, гуськом выползли в коридор. – Счастлив отец, имеющий таких дочерей!
– Приемные, – Шиджеру потупился, стесняясь выхваляться добрым сердцем. – Подобрал сироток, пригрел. Кормлю…
– Своих нет?
– Жена болела, не сумели зачать. Неродючая она, брал и не знал. Позже и вовсе слегла, похоронили. Остались мы с братом и матушкой, вот я первых двух в дом и принял. С голоду они пухли, пожалел. Дальше третья, четвертая. Хотел и эту…
Он мотнул головой куда-то в сторону. Я жестом показал, что такого объяснения мало.
– Ну, эту, слабоумную, – уточнил хозяин. – Дочку Нацуми. Где четверо, там и пятеро, верно? Хотел и ее к себе взять, в приемыши. Честь по чести, бумаги оформил бы, фамилию свою дал. Хоть раз в жизни поела бы по-людски, досыта! Выспалась в тепле! Нет же, братец ее уперся, ни в какую. Мелкий, а вредный. Жизни сестре не давал. Если у нее какой-то заработок, прибыль, удача – мешал, запрещал. Тиранил, ел поедом. Я его, извиняюсь, даже бил, гонял от сестры: не помогало. Адский змееныш! Грозился дом мне поджечь, если я Каори в дочки возьму…
