собой ещё днём. Берусь за крепкое древко и чувствую, как сила разливается по рукам. Ни с чем не сравнимое удовольствие, взять в руки оружие и снова иметь возможность защищать себя. Бывает, поднимаешь молоток и в памяти всплывают многочисленные гвозди, которые ты забил. Мышечная память каким-то образом оживляет реальные воспоминания.
Так и здесь.
Беру копьё и на ум приходят сотни и тысячи выпадов, что я делал у Дарграга. В голове появляется расплывчатый образ противника и все возможные движения, которые он может сделать. Я всегда считал себя цивилизованным человеком, но в такие моменты, держа в руках вещь, которая превращает живые объекты в неживые, чувствую себя варваром. Самооценка мгновенно взлетает в небеса, хочется кого-нибудь проткнуть.
– В один ряд! – кричу. – Построиться!
Разумеется, никто не обращает на меня внимания. Никто из них не подготовлен для того, чтобы выполнять приказы в сражении, но я не унимаюсь. Продолжаю кричать, пока бывшие игроки шахматного турнира, не начинают на меня оборачиваться.
– В один ряд! Плечом к плечу!
Своим примером показываю, что не нужно идти вперёд на врага, сражаться один на один. Пусть сам подходит и в ответ на выпад получает сразу три.
– Хуберт! – кричу. – Становись рядом со мной!
Однако мужчина едва сражается, его ранили в голову и теперь кровь заливает правую половину лица. Ещё немного и силы его совсем покинут, но пока он держится на ногах и даёт отпор.
Мы стоим между старым домом и сараем, противники подходят с улицы. У нас неплохое место для обороны: мы можем выстроиться в три ряда, а другим придётся тесниться в узком проходе. Позиция даже лучше, чем в битве при Фермопилах, но в отличие от царя Леонида, подготовка у моих соратников сильно хромает.
Хватаю Гуная за рукав рубашки и кричу почти в самое ухо.
– Стой на месте! Обороняемся!
Несмотря на все мои попытки, наши бойцы стремительно теряют позиции и падают на землю. Двадцать шесть человек участвовало в турнире, а теперь на ногах едва дюжина, в то время как враги почти все целы и здоровы.
Рядом со мной Хуберт делает неуклюжий выпад, получает удар в грудь и падает на спину. Становлюсь на его место, чтобы занять брешь в обороне. Мы проигрываем, мы так близки к поражению, что ещё минута и нас всех перебьют.
Чувствую, как что-то дёргает меня за штанину.
– Эй, – стонет кто-то. – Малыш.
Оборачиваюсь и вижу Хуберта, лежащего на земле. На его вытянутой ладони все три жемчужины: красная, жёлтая и чёрная. Значит, он не отдал их старосте, а оставил при себе. Но почему не воспользовался во время битвы? Не знал, как активировать? Или не хотел прибегать к силе, пока не узнает цену?
Хватаю все три и с удовольствием наблюдаю, как жёлтые языки факелов теряют цвета и превращаются в белые.
Время полностью остановилось.
Сражение прекращено.
Из всего окружающего мира лишь жёлтая жемчужина сохранила свой оттенок. Теперь это единственная цветная вещь на чёрно-белом пейзаже. Даже красная потеряла краски. Смотрю на переливающийся жёлтый дым.
– Ах ты моя красотулечка. Как я рад снова тебя видеть.
До тех пор, пока я остаюсь на месте и не двигаюсь, дым в жемчужине не заканчивается. У меня есть куча времени, чтобы передохнуть и собраться с мыслями. Перерыв посреди сражения – настоящая роскошь.
Что мы имеем? Две группы людей, которые стремятся убить и растоптать друг друга. Одна из этих групп на стороне Длехи, другая на стороне покойного старейшины. Но смерть старика не остановила битву, а начала её.
– Эй, – бормочу сам себе. – А где жемчужина старейшины?
Гляжу на тело Трогса, валяющееся на земле. Чуть в стороне от его руки покоится на камешке маленький, тёмно-синий кругляш. Наклоняюсь, чтобы поднять его... и в следующий миг жемчужина взрывается на тысячу осколков, они бьют меня по рукам, по лицу, но вреда не причиняют.
– Что это было? – спрашиваю в недоумении.
Похоже, всемогущее существо не захотело, чтобы я пользовался его Даром. Хуберт говорил, что Хосо позволяет пользоваться красной жемчужиной только жителям Гуменда и мне, по какой-то причине. Поскольку я ему нравлюсь.
Но владелец этой жемчужины не захотел, чтобы она досталась кому-то другому. А жаль. Не то, чтобы я сильно хотел поднимать людей в воздух и ломать им конечности, но само обладание уже приятно.
– Как же мне поступить, – спрашиваю у замершего рядом со мной Гуная.
Мужчина держит копьё направленным на врагов. В двух метрах от нас стоит толпа рыжих, бородатых мужчин, направивших копьё в нашу сторону. До тех пор, пока они стоят на месте, кажется, что я нахожусь внутри картины, изображающей середину битвы.
– Какова моя роль в этом сражении?
Всё время мира у меня в руках, поэтому я могу оглядываться по сторонам и разговаривать с собой, пока не надоест. Пока окружающие замерли в боевых позах и не шевелятся, я в безопасности.
– Идеальным вариантом было бы остановить сражение, правильно? Но я на такое не способен. И что в итоге остаётся?
Я помогаю своей группе в надежде, что они меня отпустят, когда враги будут убиты.
Но стоит ли мне им помогать? Я могу прямо сейчас покинуть битву и гарантированно останусь жив. Но если убегу, все эти люди, защищавшие меня от смерти, сами погибнут. Насколько я эгоистичный и неблагодарный человек, чтобы оставить их в беде?
Совсем не такой.
Я не позволю агрессивной части Дигора убить ни Хуберта, ни Длехи с сыновьями. Ни Майру... за девушку я готов встать горой. Ты в ответе за тех, кому читал стихи. Эта связь даже крепче, чем родственная.
– Значит, надо побеждать.
Беру копьё двумя руками и с силой всаживаю остриё в кисть одного из врагов напротив нас. Теперь время снова ограничено и у меня всего несколько секунд, пока жемчужина не истощилась и время не возобновило свой ход.
Ударяю по руке каждого врага, это гораздо быстрее выведет их из строя, чем удар в ногу. И не так летально, как удар в живот. Я успеваю нанести раны девятерым, прежде чем окружающий мир возвращает краски.
И вместе с цветами возвращаются крики.
– Сдохни, тварь! – кричит кто-то возле меня.
Неожиданно для моих союзников, первый ряд врагов перед нами опускает оружие. Кто-то роняет, кто-то держит ослабевшей хваткой. И вот наши силы снова равны. Эффект получился даже лучше, чем если бы
