Забота Лео о моей ночной жажде, а также некоторая замеченная мною корреляция его приступов с ночным временем суток, а самое главное – место расположения его коляски на момент инцидента наводят меня на подозрения. Я даже не знаю, что конкретно подозреваю, но совершенно определённо мой босс не так прост и что-то скрывает. Вывести его на чистую воду – это просто уже вопрос принципа.
В общем, я укладываюсь спать не в своей постели, а на площадке над лестницей.
Примерно в час ночи дверь в его комнату тихонько отворяется. В ту же секунду я понимаю, что до конца не верила в серьёзность собственных предположений, что моя проверка была скорее авантюрой, нежели осознанным и взвешенным решением, и именно по этой причине моё расположение на лестнице, на самом виду, теперь грозит катастрофой. Жизнь на улице научила меня быть резвой и сообразительной. Поэтому в четверть секунды моё тело распластано на полу, лицо прижато щекой к доскам, однако обзор, хоть и гораздо хуже, но всё-таки есть.
И в эту ночь я обнаруживаю, что Лео ходит. Не так, как мне бы хотелось, чтобы он ходил, но ходит. Строго вдоль стенки. Его движения в прямом смысле имитируют ленивца: они медлительны, осторожны и абсолютно бесшумны. Примерно за час он покрывает расстояние в шесть-семь метров от двери своей комнаты до панорамного окна столовой и обратно. И когда его дверь закрывается, я думаю только о том, как он дышал в конце своего пути – шумно и мученически.
Глава 22. МиссияSomewhere, Heaven Is on Earth – Alsever Lake
Ну и работа. Сидишь, бездельничаешь, спишь, ешь, смотришь в окно. Кому же не понравится такое житьё-бытьё? И вот где он был со своим этим предложением… сколько? Лет девять назад? В школу ходил. В среднюю. А я бросила старшую, потому что жизнь слишком громко прокричала в лицо «Хватит с тебя детства!».
Я задаюсь вопросом, почему Лео никогда не видит меня сидящей на площадке над лестницей? Перила ведь сделаны из прозрачного стекла. Не в первый раз задаюсь, и даже не в десятый. Этот вопрос уже не только мучает, но и требует расследования. С этой навязчивой мыслью я спускаюсь вниз, прохожу в центр кухни и поднимаю глаза: не очень чётко, потому что стекло крадёт детали, но в принципе всё видно – и стену напротив, и горшки с цветами. Только несколько недель спустя меня внезапно осенит, что Лео никогда не смотрит ни на лестницу, ни на площадку над ней из центра кухни – он всегда делает это в дверях в свою комнату. Как только выходит, сразу шарит взглядом по кухне и холлу и только после этого быстро, скорее даже машинально, автоматически, проверяет лестницу. И оказывается, что, если встать в этой точке – в проёме его двери – стекло ограждения площадки над лестницей отражает небо, видимое через панорамное окно напротив. А ночью в нём так ярко отражается свет окон стоящего напротив небоскрёба, что разобрать предметы за ним невозможно. Он действительно не видит меня, ни днём, ни ночью. И смотрит-то, скорее всего, всегда поверх перил, потому что ему и в голову не может прийти искать меня лежащей на полу за ними.
В пятницу вечером, уходя домой на выходные, я сообщаю Лео, что в понедельник мне придётся задержаться – нужно сходить к врачу.
– Чем ты болеешь? – допытывает меня.
– Ничем! – я даже подпрыгиваю на месте от возмущения. – Это всё контрольные профилактические осмотры!
На самом же деле, у меня миссия – поймай врача. Суть проблемы заключается в том, что попасть к профильному специалисту можно исключительно по направлению от семейного доктора. Само собой, ни к какому врачу Лео идти не согласится. На любые мои попытки предложить помощь медиков он реагирует остро и категорически, всегда отказом и раздражением. Я могла бы и сама сходить к семейному, но у него нет ответов на мои вопросы. Мне нужен хирург-ортопед.
Я штудирую сеть вначале в поисках лучшего, затем её же, вычисляя, как он выглядит, где работает, и где теоретически я могла бы его поймать. Решительности и напора мне не занимать – улица научила, но положительный результат я получаю только после одиннадцати отказов. Доктор Адам Боуни – далеко не лучший в моём списке, но единственный, согласившийся меня выслушать. Я едва ли не беру его в заложники на парковке, однако он не выглядит раздражённым, как все прочие, напротив – он серьёзен, и в его глазах я вижу то, что мне нравится – доброту. Адам говорит, что у него есть три минуты, чтобы меня выслушать, но говорить мы будем в его кабинете, а не на стоянке машин.
– Буду честной, – сразу заявляю, как только опускаюсь в предложенное кресло. – Я работаю сиделкой у парня, который очень страдает от болей в спине. У него была травма… примерно год назад, с тех пор он в коляске, – тараторю так быстро, что аж задыхаюсь, пока доктор не отправил меня восвояси. – Он был у врачей, и ему сказали, что боль «в его голове», но это не так, потому что приступы бывают слишком сильными и только когда он пытается ходить. Можно ему помочь?
– Таааак, – говорит доктор, улыбаясь. – Сиделка, значит?
На его голове седых волос больше, чем каштановых. Вокруг глаз ровные лучи – любит либо щуриться, либо улыбаться.
– Послушайте, он категорически отказывается обращаться к медицине за помощью, а я не могу смотреть, как он мучается…
Все мои придуманные заранее доводы словно испарились в эту минуту, я хватаю воздух ртом как рыба и даже прижимаю руку к груди, будто бы она может повысить мою сообразительность.
– Вы не первая сиделка, которая приходит ко мне с похожей просьбой. Впоследствии они чаще всего становятся жёнами.
– Да?
– Да.
Я бы тоже не отказалась. Вслух говорю:
– Ну, это не мой случай. У него уже есть любовь. Но это никак не меняет дела, потому что ему очень больно!
И этот аргумент – самый веский из всех. Я даже воодушевляюсь. Доктор кивает и уже без улыбки сообщает:
– Я сделаю, что смогу. Но прежде ответьте: почему здесь Вы, а не его «любовь»?
Я даже зависаю от такой постановки вопроса.
– Знаете, – сообщаю ему немного ядовитым тоном. – Я для себя решила, что меня это не касается. В таком случае мне кажется, что и Вас не должно.
Он снова кивает.
– Нужно повторное обследование. Как минимум, несколько исследований, включая осмотр. Мой ассистент запишет вас, но вынужден предупредить – лист ожидания довольно велик, придётся подождать до декабря.
– До декабря? – у меня едва ли глаза на лоб не лезут.
– Да, до декабря. Можете попробовать другие клиники, но насколько мне известно, чем громче имя, тем больше очередь.
– Хорошо, – говорю. – Мы будем ждать. А Вы можете хотя бы сказать, можно ли… ну, в теории, ему помочь?
– Без обследования я не смогу дать ответ на Ваш вопрос.
Осталось дело за малым – убедить пациента. У меня на это… шесть месяцев?
Hammock – Tres Domine Stretched
