и большевистские пулеметы. Интересно было и то, что начало романа пересекалось с книгой Конькова «Комиссарами не рождаются». Те же события, только с другой стороны. Возможно, бронепоезд товарища Сергея лупил из своих пушек до роте Гуля…
— Мне очень понравилась ваша книга, — вполне искренне сказал Максим. — Надеюсь, что советские читатели её оценят. Хотя, вероятно, шум будет большой. Многие не поймут «пропаганды белогвардейщины». Дураков в СССР, как и всюду, хватает.
— С шумом-то и в Париже дело обстоит хорошо. Мне уже прислали пятнадцать писем с угрозами. В эмигрантских ресторанах теперь мне лучше не появляться.
— Да уж, читал статью Бурцева. Такое впечатление, что с газетной страницы летит слюна.
— Ну, это его стиль.
— И этот человек был апологетом терроризма[44]. Хотя сам лично, вроде бы, не стрелял.
— Я думаю, он и по морде в жизни никому не дал. К тому же, он всегда на самом-то деле был либералом.
— То есть?
— А это было не такой уж редкостью среди эсеров. Они полагали — террористы запугают царизм, тот вынужден будут ввести конституцию. В народное восстание он никогда не верил.
— А вы с Москвы? — Помолчав, спросил Гуль.
— Сейчас да, там учился на курсах повышения квалификации. А вообще-то я из эмигрантской семьи.
Писатель поглядел на собеседника с огромным интересом. Сочувствующих Советской России эмигрантов хватало, но пока что среди них было немного убежденных коммунистов. У Максима же на груди краснел французский комсомольский значок, а в углу кабинета висела косуха. Коммунистичнее уже некуда.
— И как вам Москва?
— Проблем много. Но представление, что на месте России остались одни руины, ошибочно.
— Я имею в виду нэп. Многие полагают, что это возврат к нормальной жизни.
— Если вы считаете капитализм нормальной жизнью… Но в любом случае, в СССР — это пена. Спекулянтщина. Как во время Великой войны.
— Да уж, на героев тыла я насмотрелся.
Мысли Гуля крутились возле какой-то темы… Наконец, он решился.
— Скажите, а я могу посетить СССР?
— Почему бы и нет?
— Но я ведь против вас воевал…
— Моё личное мнение — на Кубань вам лучше не соваться. Там вас точно не поймут. А так… Генерал Пепеляев сдался товарищу Конькову. И что? Преподает сейчас на курсах «Выстрел». Да и ваш бывший соратник полковник Слащов сейчас командующий Дальневосточным военным округом.
Вообще-то Максим догадывался, что Гуль в СССР нафиг не нужен, там своих писателей хватало с избытком. Он был куда нужнее здесь. Но 5если человек хочет съездить…
— Если вы опасаетесь, что вами займется ЧК, то зря. Товарищ Коньков очень высоко оценивал ваше произведение. А он в Москве не последний человек.
— Да уж. Слыхал я о его бронепоезде «Балтиец». Его у нас откровенно боялись. Хотя поверьте, трусов среди нас не было.
— Так вот, насколько я знаю, РОСТА планирует выпустить ваши книги под одной обложкой.
— Тоже интересно…
Максим перешел к следующему вопросу.
— Роман Борисович, я человек в литературе новый, я вообще-то фотограф. Так что вы не поясните, что вообще происходит в эмигрантской среде с литературой?
— Ну, что? Преобладает ностальгия по ушедшим временам.
— Россия, которую мы потеряли, — усмехнулся Максим.
— Вот, а вы говорите, что в литературе не разбираетесь. Как формулируете-то! У вас в РОСТА явно хорошо учат.
— Да, это так, просто вышло…
— Но согласитесь, у дворянских детей детство было счастливым. Летние поездки в поместье вспоминаются в светлом ключе.
— У моих родителей поместья не было. Но я понимаю, о чем вы говорите.
— Так что идет вал ностальгических произведений. Эмигранты их читают и смахивают с глаз слезу.
— А про войну?
— Про какую? По Великую войну — ну, не хочется о ней вспоминать. Тем, более, Анри Барбюс задал направление, тут добавить особо и нечего. А про Гражданскую… Писать, что мы были идиотами, воевавшими против своего народа? Я написал. Но… Впрочем, вы сами понимаете, если пошли в коммунисты. Ведь пришлось порвать со всеми связами?
— Ну, не со всеми. Но я-то — только первый. Будут и иные. Как говорил товарищ Коньков… Максим порылся в столе, достал текст интервью Сергея одному немецкому журналисту и зачитал.
«Я готов вести диалог даже с черносотенцами или, по-вашему, с радикальными националистами. Да, практически на все вещи мы смотрим по-разному. Но! У нас есть нечто общее. Для нас, как и для ультраправых, человек — это нечто большее, чем хрюкающая свинья у корыта. Там что мы можем друг друга понять. А со сторонниками капитализма нам разговаривать не о чем. Капитализм — это идеология свинства. У нас с буржуями в принципе разные ценности. Я далеко не ангел, но не понимаю, как можно украсть у голодного, как можно украсть у солдата. Для меня такие — не люди. Просто твари, которых надо уничтожать. Я их ставил к стенке под пулемёты и готов ставить снова. В этом, возможно, мы найдем общий язык с ультраправыми».
Гуль покачал головой.
— Жуткий человек Коньков. Но ведь, если подумать, он прав.
Паскудный городишко Венеция
Венеция Максиму не понравилась. Для начала, Италия — это не место, где царит вечное лето. В декабре в Венеции местная погода напоминала Питер. С неба валилось нечто среднее между дождем и снегом. Под ногами хлюпало. Хорошо ещё, что Максим, согласно коммунистической моде, ходил в высоких американских ботинках.
Но погода — это ещё ладно. Город производил очень запущенное впечатление. Максим так и не понял, чем занимались его жители до войны и последовавших событий. Но сейчас им заниматься было точно нечем. Так что всплывали в мозгу воспоминания Пети о Петрограде 1918 года. Тут было примерно то же. Запущенные замусоренные улицы, грязные мрачные дома — и крадущиеся возле них люди. Большинство магазинов и лавочек были закрыты. А те, что работали — торговали лишь самыми необходимыми для жизни товарами. Из каналов несло дерьмом. В общем, впечатление от города было мрачным.
Кстати, в Венеции Максима попытались ограбить. Из переулка вылезли какие-то трое с ножами. А дальше всё случилось не как в боевике, а как в кинокомедии. Максим, поняв, что на него наезжают, вытащил шпалер и пальнул. Между прочим, почти попал — у одного из нападавших слетела кепка. После чего троица бросилась драпать. Максим, помня наставления, быстро стал смываться в другую сторону. Только потом, когда он отбежал на солидное расстояние, до него дошло, что в Северной Италии корреспондентам РОСТА опасаться местных властей нечего. Этот город находился под контролем ребят Муссолини. Правда, контроль был
