* * *
Каждый раз, когда Детская опека сообщала о своем визите, отец напивался «Антабуса», наводил в квартире порядок и сажал младшего на колени. Он был очень сильным человеком, его пронзительный взгляд заставлял сотрудников Детской опеки сразу же отступить. Мать слабо улыбалась из-под одеяла. Она больна, и на беднягу Торкеля легла большая ответственность, они должны это понять, а у мальчиков сложный возраст. И органы опеки отступали, ничего не добившись. Все имеют право на еще один шанс. Хальвор большую часть времени проводил с матерью и младшим братом. Ему никогда не удавалось приготовить уроки, но он все равно получал хорошие отметки. Значит, он был способным. Постепенно отец полностью потерял связь с действительностью. Как-то ночью он с шумом ворвался в комнату, где спали мальчики. В ту ночь, как и в тысячи других ночей, дети спали на одной кровати. У отца был нож. Хальвор видел, как он сверкает у него в руке. Они слышали, как мать хнычет от страха на первом этаже. Внезапно он почувствовал острую боль: нож попал ему в висок. Мальчик бросился в сторону, и лезвие скользнуло по его лицу, разрезав щеку надвое, до уголка рта, где нож наткнулся на зуб. Глаза отца вдруг открылись, действительность кровью хлынула на подушку, а младший закричал. Отец кинулся вниз по лестнице, в сад. Спрятался в дровяном сарае. Дверь снова хлопнула.
* * *
Хальвор почесал уголок рта краем ногтя и внезапно вспомнил, что Анни нравилась книга «Мир Софи». И раз уж он называл ее Софи, он напечатал и это название. Ему казалось, что это очень хитрый пароль. Но, видимо, ей он не казался хитрым, поскольку ничего не произошло. Он продолжал думать. В животе бурчало, головная боль начала стучать в висок.
* * *
Сейер и Скарре закрыли офис и пошли по коридору. В Детском доме Бьеркели мальчикам нравилось. Хальвор привязался к католическому священнику, иногда приходил к нему в гости. Он сдал экзамены за девятый класс. Младшего забрали в приемную семью, и Хальвор остался совсем один. Наконец он решил переехать к бабушке, матери отца. Он привык за кем-нибудь ухаживать. Без объекта заботы он чувствовал себя лишним.
— Удивительно, как люди остаются людьми, несмотря ни на что, — сказал Скарре, покачав головой.
— Пока мы еще не знаем, кем стал Хальвор, — скептически ответил Сейер. — Это предстоит выяснить.
Скарре кивнул и зазвенел ключами от автомобиля.
* * *
Хальвор почувствовал, что головная боль нарастает. Наконец наступил вечер. Бабушка уже долго сидела одна, а у него жгло глаза от постоянного взгляда на экран. Он попробовал еще раз. Есть ли у него шансы разгадать пароль Анни? И что он будет делать, если папка вдруг откроется? Может быть, у нее была тайна. Он должен найти ее, и у него для этого уйма времени. Наконец он с трудом поднялся — решил приготовить себе еду. Оставив монитор включенным, пошел на кухню. Бабушка смотрела по телевизору фильм о гражданской войне в США. Она подбадривала парней в синей форме — они казались ей более красивыми. Кроме того, те, что в сером, говорили на ужасном диалекте.
* * *
Скарре ехал медленно: знал о неприязни шефа к высоким скоростям, да и дорога была плохая — испорченная оползнем, узкая, извивающаяся. Было еще и прохладно, как будто лето задержалось. Птицы грустно сидели под кустами. Люди закончили просушивать зерно. Все вокруг выглядело голым. Сухая жесткая корка земли, на которой никто не оставил следов.
* * *
Хальвор насыпал хлопья в миску и хорошенько посыпал их сахаром. Он принес еду в гостиную и скатал скатерть на обеденном столе, чтобы не запачкать ее. Ложка у него в руках дрожала. Сахар в крови окончательно закончился, и в ушах шумело.
— В кооперативе теперь работает негр, — вдруг сказала бабушка. — Ты видел его, Хальвор?
— Там теперь «Киви». Кооператив съехал. Да, его зовут Филипп.
— Он говорит по-бергенски, — сказала она. — Мне не нравится, когда парень так выглядит и говорит на бергенском диалекте.
— Но он же из Бергена, — объяснил Хальвор и отхлебнул сладкого молока из ложки. — Он там родился и вырос. Его родители из Танзании.
— И все же было бы правильнее, если бы он говорил на своем собственном языке.
— Бергенский диалект и есть его язык. Кроме того, ты бы ни слова не поняла, если бы он говорил на суахили.
— Но я так пугаюсь каждый раз, когда он открывает рот.
— Привыкнешь.
Так они разговаривали. Как правило, они приходили к общему мнению. Бабушка рассказывала о своих заботах, а Хальвор ловил ее «подачи» и возвращал, как будто это были неудачные бумажные самолетики, которые можно было сложить заново.
* * *
Автомобиль подъехал к съезду к дому. Он выглядел не слишком гостеприимным. Он стоял на отшибе, вдали от других деревенских домов и от дороги, полускрытый зарослями кустарника и лесом. Маленькие, высоко расположенные окна. Выгоревшие серые стены. Двор наполовину зарос сорняками.
Хальвор увидел слабый свет в окне. Он услышал шум подъехавшего автомобиля и пролил несколько капель молока на подбородок. Передние фары вспыхнули в полутьме гостиной. Через секунду они уже стояли у двери и смотрели на него.
— Нам нужно с тобой поговорить, — дружелюбно сказал Сейер. — Тебе придется проехать с нами, но можешь доесть.
Он больше не хотел есть. Он и не думал, что они так легко оставят его в покое, так что он спокойно прошел на кухню и аккуратно помыл миску под краном. Потом пробрался в комнату и погасил экран. Простился с бабушкой и пошел за ними. Ему пришлось сидеть одному на заднем сиденье — он этого не любил. Ему это кое о чем напоминало.
* * *
— Я хочу представить себе Анни, — начал Сейер. — Какой она была, как жила. Ты должен рассказать мне все о том, что это была за девочка. Что она делала и говорила, когда вы были вместе, все мысли и подозрения, которые возникали у тебя, когда она уходила от общения, и что могло случиться наверху у Змеиного озера. Все, Хальвор.
— У меня нет никаких предположений.
— Но о чем-то ты должен был подумать.
— Я подумал о массе вещей, но все это не имеет смысла.
В комнате повисло молчание. Хальвор смотрел на карту мира; он нашел на ней свою страну и ближайший город.
— Ты был важной частью мира Анни, — сказал наконец Сейер. — Я сейчас пытаюсь составить карту местности, по которой она передвигалась.
— Значит, вот чем вы занимаетесь? — сухо спросил Хальвор. — Рисуете карту?
— Может быть, у тебя есть идеи получше?
— Нет, — быстро ответил парень.
— Твой отец мертв, — внезапно сказал Сейер. Он напряженно всматривался в лицо юноши, сидящего перед ним.
Хальвору стало не по себе, он чувствовал, что силы покидают его. Особенно тяжело ему давался зрительный контакт. Поэтому он опустил голову.
