стал. Как, впрочем, и на борту императорских яхт. Затонул даже теоретически непотопляемый «Титаник», что уж говорить о яхте.
Тем более что мои химики делали все возможное, чтобы уменьшить пожароопасность дирижабля и взрывоопасность его водородной начинки, добавляли в баллоны всякого рода инертные газы и прочий азот, но я в химии не слишком силен. В любом случае я очень внимательно слежу за ходом работ в Оренбурге, очень уж я хочу получить в свое распоряжение гелий…
Ладно, что-то задумался я не о том, а внизу уже все готово к высочайшему визиту. Спускаюсь по трапу, за мной выходят сыновья, сопровождающие меня сановники, генералы и офицеры. Одной из последних скромно вышла Ольга Кирилловна и встала за спинами генералов. Не слишком хочет попадать на страницы местных и общеимперских газет. Может, и правильно. Особенно если не забывать, что моя Маша тоже читает газеты. А женщины иногда бывают весьма мнительными, и им не всегда нравится сидеть с маленькими детьми на острове и видеть, как возле находящегося в отъезде благоверного мужа крутится соперница. Тем более что их общий ребенок тоже где-то рядом.
– Здравия желаю, ваше императорское всесвятейшество и величие! Счастливы верноподданнически принимать вас на благословенной земле Екатеринославской губернии! Верный вашему всевеличию генерал-губернатор губернии генерал-майор Свиты вашего всесвятейшества и величия князь Владимир Оболенский!
Пожимаю руку предводителю встречающих.
– Рад видеть вас, князь. Все ли благополучно?
– Так точно, государь! Готов предоставить полный отчет!
Киваю.
– После, князь. Я предоставлю вам время для аудиенции.
– Благодарю вас, ваше всевеличие!
Дальше следовали городской голова Мариуполя статский советник Иван Алексеевич Попов, уездный предводитель дворянства действительный статский советник Сергей Васильевич Бахирев, председатель мирового съезда действительный статский советник Павел Иванович Смирнов, военный комендант города полковник Алексей Николаевич Короваев, начальник Управления отдельного корпуса жандармов в Мариупольском уезде подполковник Алексей Ипполитович Куприянов и прочие официальные лица.
Я пожимал руки. Козырял военным. Отвечал на титулования и приветствия. За мной шли сыновья и тоже пожимали руки, тоже козыряли, благо форма юнкеров Звездного лицея давала им права, равные с правами юнкеров Пажеского корпуса. Да, они еще не офицеры, но официально они на государевой службе.
За спиной только и слышалось:
– Ваше светлейшее высочество.
– Очень рад.
– Ваше светлейшее высочество.
– Очень рад…
Сыновья не слишком разменивались на изобретение оригинальных ответов и явно тяготились этим шоу. Ничего, пусть привыкают. И они пусть привыкают, и верноподданные тоже пусть не расслабляются. Пусть мои сыновья не наследуют корону, но они – мои сыновья, и всем с этим жить. И им, и всем моим подданным.
Присваивать сыновьям офицерские чины я считал неправильным. Выучатся, сдадут испытания, получат свой чин поручика, вот тогда и будут с полным правом козырять. Во всех смыслах этого слова.
И я позабочусь, чтобы они прошли действующую армию. Без дураков прошли. Я не знаю, что нас всех ждет в будущем, но во многом мой авторитет в армии держался именно на самом факте моего реального участия в войне. Как я могу требовать что-то от других, если мои собственные сыновья будут паркетными офицерами?
Тут в ряду встречающих неожиданно для себя вижу генерала Васильева.
– Здравия желаю ваше императорское всесвятейшество и величие!
– Здравствуйте, Иван Петрович. Рад видеть вас в добром здравии.
– Благодарю, ваше всевеличие.
Киваю и иду дальше, пожимая руки. От меня не убудет, а они месяц руку потом мыть не будут, показывая ее всем и рассказывая, что пожимал ее САМ (!!!).
Что-то случилось. Васильева тут быть не должно. Нет, ничего внешне сверхъестественного не произошло, подумаешь, шеф ИСБ прибыл на место заранее, дабы проинспектировать подготовку мер безопасности во время высочайшего визита. Но я-то знал, что он сейчас должен был быть в Москве и заниматься совершенно иными делами. Что ж, видимо, в делах этих возник совершенно новый поворот, да такой, что глава Имперской службы безопасности рванул встречать меня в Мариуполь.
Вновь знакомое лицо.
– Где бы мы еще увиделись!
– В любом месте мироздания, если будет на то воля вашего всевеличия.
Усмехаюсь.
– Никола Милутинович, будьте осторожны, делая подобные заявления, ведь я могу пожелать организовать встречу и на Марсе.
Тесла склонил голову.
– Если такой будет ваша воля и под это будет выделено соответствующие финансирование, то я незамедлительно начну работать в этом направлении.
– Вот и славно. Значит, договорились.
Под занавес встречи новый генерал, вытянувшись в струнку, четко приложил ладонь к фуражке.
– Здравия желаю, ваше императорское всесвятейшество и величие! Четвертый гусарский Мариупольский императрицы Елизаветы Петровны полк для торжественной встречи вашего всевеличия построен! Командир полка генерал-майор Петерсон!
Козыряю, а затем жму руку генералу.
– Здравствуйте, Вольдемар-Александр Карлович. Как ваши орлы?
– Готовы сражаться и умереть во славу вашего всевеличия!
Киваю. Выхожу на середину строя.
– Здорово, орлы!
Ответный слитный рев не оставлял сомнения, что здравия мне желали воистину богатырского.
– Поздравляю вас с Днем полка!
Ну разве я виноват, что так совпало? Граф Суворин не простил бы мне легкомысленного отношения к такому совпадению. День перенесения мощей святого Николая Чудотворца. Да, по новому стилю отмечать следовало 22 мая, но путем нехитрых махинаций я оставил в качестве дня празднования именно 9 мая. К тому же день Николая Чудотворца считался днем покровителя лошадей и всякого рода конных войск. Что мне 22 мая? Ничего. А 9 мая? Думаю, что вопрос исчерпан.
Полк проревел благодарственное восторженное приветствие. Мне подвели моего жуткого коня. Марс злобно таращился на лошадиную братию, и, как мне кажется, они (лошади) тут же поняли, кто тут ПАПА. Что ж, знай наших. Желающих подойти к Марсу как-то решительно не наблюдалось. Самоубийц не так много на нашей земле.
Кони моих сыновей, конечно, и близко не годились на конкурс с Марсом, однако я позаботился о том, чтобы в Мариуполь доставили и их. Пусть сыновья чувствуют себя достаточно важными персонами, чтобы для рядового выезда им коней доставляли специальным поездом через полторы тысячи километров. Полагаете, баловство? Нет. Очень уж тут тонкая грань между гордостью и панибратством. Вы думаете, все эти «всесвятейшества» чисто раздувают мое чувство собственного величия? Да плевать я хотел на это самое величие. Но культ личности никто не отменял. Как только монархическая или вождистская власть потеряет свой сакральный статус, дни ее сочтены. Недоучившийся семинарист Джугашвили, при всем своем левом марксизме, эту тезу прекрасно понимал. А вот Горбачев, видимо, нет. Даже Ельцин в своем глобальном пьяном угаре не был столь безнадежен. Нет, рекламировать на старости лет баварское пиво я был решительно не готов. Категорически.
Мы взлетели на своих коней. Я и
