причем считалось, что лучше всего для такой работы подходят моряки. Летом 1924 года в Кантоне состоялась конференция транспортных рабочих стран Тихоокеанского бассейна (на ней преобладали моряки, хотя были представлены и железнодорожники). Эту конференцию субсидировали, по-видимому, и коммунисты, и гоминьдановцы. На конференцию прибыло свыше 20 делегатов из Северного и Южного Китая, из Индонезии и Филиппин; японским делегатам приехать не удалось. Конференция направила приветствия Коминтерну и Профинтерну. Но ее платформа была, по-видимому, скорее антиимпериалистической, нежели чисто коммунистической. Далее никаких событий не происходило до самого лета 1927 года, когда в Ухане состоялась еще одна конференция трудящихся стран Тихоокеанского бассейна. На этот раз приехал из Москвы председатель Профинтерна Лозовский, который мастерски руководил работой конференции. На ней присутствовали делегаты из СССР и Китая, из Японии, Индонезии и Кореи, а также из Великобритании, Франции и Соединенных Штатов; делегаты из Австралии и Индии приехать не сумели из-за запрета своих правительств. Конференция выразила поддержку китайской революции, потребовала предоставления независимости Корее, Формозе (Тайваню), Индонезии и Филиппинам и создала постоянный Пантихоокеанский секретариат, который в течение нескольких последующих лет вел довольно незаметное существование, имел несколько центров и выпускал периодическое издание «Пасифик уоркер».
Другие районы восточной части мира были в это время гораздо менее доступны для деятельности советского правительства и Коминтерна. Отношения СССР с Японией складывались так же, как и с другими капиталистическими странами. Когда Япония вывела свои войска из Сибири, самыми важными требованиями Советов были эвакуация японских войск с Северного Сахалина и официальное дипломатическое признание Советской России. Оба требования с некоторым запозданием были удовлетворены в договоре, подписанном в январе 1925 года. Но оставался ряд вопросов, постоянно вызывающих трения: вопрос о правах на рыбную ловлю, конкуренция между КВЖД, снабжавшей Владивосток, и японской Южно-Маньчжурской железной дорогой, снабжавшей контролируемый японцами порт Дайран (Далянь). Вера в революционные настроения японского пролетариата не оправдалась. Японская полиция знала свое дело и была безжалостна. Первая Коммунистическая партия Японии в начале 1924 года самораспустилась. В декабре 1926 года она была восстановлена, но как нелегальная организация. Некоторые профсоюзы присоединились к раскольнической федерации, имевшей связи с левыми коммунистами. Но эти усилия практически ничего не дали и только время от времени осложняли советско-японские отношения; в 1929 году партия еще раз была буквально сметена массовыми арестами.
Похвастаться особенно было нечем. Идея построения коммунизма в Индии успеха не имела, разве что у индийцев, живущих в Европе. Немногочисленная коммунистическая партия вела жалкое существование, ее постоянно преследовали британские власти. У партий рабочих и крестьян, создаваемых при помощи коммунистов в провинциях, дела шли лучше. Требования Индийского национального конгресса предоставить Индии независимость или автономию получили широкую поддержку; все чаще раздавались протесты против запоздалых и половинчатых уступок, предлагаемых британским правительством. Росло число забастовок, по-видимому, под влиянием коммунистической пропаганды. Но правительство вполне владело ситуацией. В Индонезии была создана небольшая по численности коммунистическая партия, усиленная популярной мусульманской националистической организацией и зарождающимся профсоюзным движением. В ноябре 1926 года, по-видимому, самостоятельно, без подсказки или помощи со стороны Коминтерна, компартия организовала массовое восстание, которое через несколько дней было подавлено. Начались казни и массовая высылка людей из страны, и компартия Индонезии прекратила свою деятельность на много лет. На Ближнем Востоке было еще меньше возможностей для действий советских дипломатов или для коммунистической инфильтрации. Отношения СССР с Турцией и Ираном основывались на противодействии влиянию в этих странах западных держав, в частности Великобритании, и расширении торговли. Время от времени возникали осложнения, поскольку Советы сотрудничали с режимами, жесточайшим образом подавляющими все левые движения, но эти неудобства никак не влияли на советскую политику. В Египте исподволь назревало национальное движение протеста против английского господства, но оно не имело никаких связей с СССР. Арабские страны, а также Палестина были все еще под жестким контролем Запада, и поэтому там не могло быть и речи о какой-либо деятельности Советов или коммунистов.
11. Начало планирования
В марксистском учении была прочно заложена идея о том, что на смену рыночной экономике капитализма должна прийти плановая экономика социализма, хотя ни Маркс, ни его последователи почти ничего не сделали, чтобы подробно разработать эту концепцию. Однако сама по себе идея планирования не была исключительно социалистической; она была естественной реакцией на экономику свободной конкуренции XIX века. Подспудная тема написанного в 1899 году знаменитого «меморандума Витте», адресованного царю, — необходимость планировать развитие русской экономики, хотя точного плана действий разработано не было. Большевикам в кризисах революции и гражданской войны было не до теории планирования. Но на Ленина, как и на многих других, произвело впечатление то, что немецкая военная экономика в значительной степени соответствовала модели централизованного контроля и планирования. И это было не случайно. Конечной ступенью, к которой приближался капитализм накануне войны по своим собственным внутренним законам развития, был монополистический капитализм. С точки зрения того, что Ленин называл «диалектикой истории», война ускоряла превращение монополистического капитализма в «государственный монополистический капитализм», что являлось «наиболее полной подготовкой к социализму». «Без крупных банков, — подчеркивал Ленин в сентябре 1917 года, — социализм был бы неосуществим». Применение немецкой модели развития к России выявило все сложности построения социализма в стране с отсталой экономикой. Хотя за последний период в России высокими темпами росла концентрация промышленности, что прямо или косвенно зависело от государства, промышленность все еще находилась на примитивной ступени организации и могла бы предложить тем, кто намеревался планировать строительство социализма, весьма небольшой теоретический и практический багаж. Но сам принцип планирования не встречал сопротивления. Партийная программа, принятая в 1919 году, требовала для экономики «единого общего государственного плана». Начиная с этого момента в партийные и советские резолюции по экономическим вопросам регулярно включались призывы к созданию «единого экономического плана».
Однако на текущий момент планы, составляемые для отдельных отраслей экономики, были более многообещающими. Самым известным из них был труд Государственной комиссии по электрификации России (ГОЭЛРО), завершенный в феврале 1920 года. Этот план особенно завораживал Ленина, который придумал афоризм: «Коммунизм есть советская власть плюс электрификация всей страны». Решение учредить Государственный плановый комитет (Госплан) было принято всего год спустя, накануне введения нэпа. Но в это время Ленин не проявлял особенного интереса к дискуссиям о едином плане, он отзывался о них как о «пустой болтовне и показухе». В то время как ГОЭЛРО сразу же принялась за осуществление практической задачи планирования и сооружения гидростанций, которые впоследствии внесли значительный вклад в процесс индустриализации, Госплан на протяжении многих лет ограничивался академическими упражнениями во всеобъемлющем планировании. Постоянно раздавались заявления о необходимости
