доме на расположенной неподалеку от Таганки улице Большие Каменщики он лишь снимает, но с прицелом купить её и использовать для обустройства своей новой семьи. Впрочем, сейчас все три огромные комнаты пустовали – и лишь в самой большой, которая, видимо, считалась гостиной, имелся продавленный диван, стол, холодильник с батареями винных бутылок и несколько табуретов и стульев. Хватило не всем, но остальные – и мы с Ниной в том числе – спокойно расселись на полу.
Высоцкого попросили выступить после пары стаканов какого-то отвратного пойла, которое я вливал в себя через силу. Высоцкий тоже выпил и тоже морщась, но, кажется, почти не захмелел – словно адреналин со спектакля продолжал действовать. А вот Золотухина повело – он взял на себя роль тамады, но выполнял её из рук вон плохо. Но народу нравилось – хотя им бы нравилась сейчас любая дичь, которую творили хозяин шикарной квартиры и приглашенная звезда.
Мне же понравилось, что Высоцкий не ломался, не говорил, что устал и хочет лишь посидеть в кругу друзей. Он просто взял гитару, которую принес с собой, чуть подстроил её – и спел подряд несколько песен. Все их я знал, кроме одной, но она называлась «Мой Гамлет» и, видимо, была сочинена после выхода спектакля, который мы сегодня смотрели. Слушали его очень внимательно, словно в первый раз – хотя наверняка такие концерты актерам Таганки были не в новинку.
А после концерта началось то, чего я не ожидал – а потому даже не знал, как реагировать.
– Ну ты, Володя, сегодня прям в ударе был, – громко и пьяно сказал Золотухин. – «Прогнило что-то в Датском королевстве...» – сильно, сильно! В зале Гришин сидел, он аж побелел на этих словах!
Народ поддержал его ухмылками, и Высоцкий тоже улыбнулся. Гришин был партийным главой Москвы и членом Политбюро ЦК, и ему фиги в кармане от мастеров искусств с Таганки были поперек горла – не всем нравилась бравада Любимова и его труппы. Я его тоже заметил – он был с женой и вёл себя очень скромно, хотя сидел прямо по центру того же первого ряда.
По-хорошему, я должен был что-то сделать с этими откровениями – да хоть удостоверение показать и попросить перестать нарушать дисциплину под угрозой серьезных санкций, но влезать в разговор пьяных артистов мне показалось неправильным.
– Иван, а как твой тесть реагирует? – спросил один из тех, кого я по фамилии не знал. – Он вроде был уже у нас, смотрел «Гамлета»...
Обращался он к тому артисту, который говорил с Высоцким перед моим появлением в гримерке. Его я тоже не узнавал, хотя он казался мне знакомым.
Тот усмехнулся.
– Был, даже дважды, – похвалился он. – И после каждого раза приходил к нам и говорил: «Дыховичный, вашу богадельню скоро закроют, а вас разгонят без выходного пособия! И как вы после этого будете обеспечивать мою дочь и моего внука? Пойдете на паперть побираться?».
Он явно пародировал кого-то, знакомого этой публике, но эта пародия прошла мимо меня. Но эту фамилию я знал - памятью Виктора. Пару лет назад была громкая история с женитьбой этого артиста на дочери Дмитрия Степановича Полянского, зампреда Совмина СССР и члена Политбюро. По нашему направлению даже пронесся небольшой шторм – мол, не предупредили, просмотрели, но в итоге всё обошлось без серьезных оргвыводов.
Слушатели благодарно рассмеялись этому рассказу и налили ещё по одной – на этот раз мне удалось избежать полного стакана. Но я с тревогой смотрел на Нину – та пила наравне с этими зубрами алкогольных наук, быстро пьянела, и, кажется, это превращалось в мою проблему.
– ...Каждый спектакль это интерпретация, – вещал высокий актер, лицо которого мне было немного знакомо – или же это сказывались выпитые два стакана отборной бормотухи. – И каждая постановка осовременивает исходный текст! Поэтому и отношение к нам такое – они просто не понимают, как такое возможно, потому что не учились этому...
С ним бурно согласились – и выпили снова. А мне снова удалось избежать полного стакана. Правда, мою хитрость заметил Высоцкий, но он лишь усмехнулся и ничего не сказал.
– Я недавно читал пьесу одного английского драматурга, Тома Стоппарда, – неожиданно для самого себя сказал я достаточно громко, чтобы меня услышали. – Называется «Розенкранц и Гильденстерн мертвы». Помните же этих персонажей? – мне дружно покивали. – Вот они там главные действующие лица. Очень любопытное переложение истории Гамлета, было бы, наверное, круто поставить у нас. Только перевода ещё нет.
– Я тоже слышал про неё, – поддержал меня Высоцкий. – Марина рассказывала, несколько лет назад эта пьеса фурор на фестивале в Эдинбурге произвела. Думаю, эта Маша не про нашу честь, – он криво усмехнулся. – Хотя, мне говорили, «Иностранка» проявила интерес... Но двух Гамлетов, боюсь, нашей Таганке не разрешат. [3]
Я заставил себя не продолжать эту тему. Пьесу Стоппарда я, разумеется, не читал – видел фильм, который ещё не был снят, а уже студентом ходил на спектакль в какой-то странный театр, название которого напрочь вылетело у меня из головы. В целом мне понравилось, хотя я и ожидал от этой распиаренной пьесы большего; впрочем, мне вдруг стало любопытно, во что её сумеет превратить Любимов, да ещё и с участием Высоцкого. Впрочем, бард был прав – двух Гамлетов Таганка не вынесет.
Вернее, ей не разрешат.
***
Этот спор, наверное, мог бы и продолжиться, но я решил снова взять инициативу в свои руки.
– Владимир, а можно гитару? – спросил я.
И снова этот вопрос был для меня полной неожиданностью.
– Умеешь? – спросил Высоцкий.
Инструмент он передал без вопросов.
– На шестиструнке... но, думаю, и с семью струнами справлюсь, – храбро ответил я, и тут же попробовал.
Вышло на удивление неплохо. Я мысленно вздохнул – прости, тёзка, тебе придется придумать что-то другое, – сыграл простой проигрыш на трех аккордах и запел:
– Песен еще ненаписанных, сколько?...
Слушали меня поначалу невнимательно, но уже второй куплет я исполнял в полной тишине. В принципе, я ожидал на «Кукушку» именно такую реакцию – почва для подобного творчества была уже подготовлена многочисленными
