переулке драть, но это по части Джона.
Он до сих пор не трахнул ее лишь потому, что ушел с двумя заплечными со стоянки грузовиков по соседству. Небось заперся с ними в мужском туалете. Во дает, с распухшей и фиолетовой рожей-то.
Другое дело, что ему давно пора бы вернуться. Джона с бабой хватает от силы на пару минут, а заплечных было только две. И все-таки его нет уже час.
Куда он там продолбался?
Оглядываюсь и, не заметив Джона поблизости, обналичиваю фишки. Перекрикивая остоебенивший звон автоматов, предупреждаю Далтона с Кевином, что иду искать Джона. Далтон кивает.
Все казино обхожу, а Джона нигде нет. Тогда разворачиваюсь и иду обратно. За столом для игры в блек-джек какой-то тип невнятно бормочет крупье:
– Всякий раз, как приезжаю в это чертово казино, вижу одних и тех же уебищных гондонов. Сидят себе, горбятся над столами, отдают свои кровные вам, засранцам, а вы все хапаете и хапаете. Хапаете, хапаете, хапаете.
Крупье забирает у этого типа фишки. Мужик по другую сторону стола говорит:
– В девяти случаях из десяти этот уебищный гондон – ты сам.
Я смеюсь и заглядываю в глаза говорящему.
Смех застревает у меня в глотке.
Остряк не узнал меня, отводит взгляд.
Нытик встает и тычет пальцем в его сторону.
– Да тебе просто свезло, Пол. Это ненадолго.
Я стискиваю кулаки, до крови впиваясь ногтями в ладони.
Я этого мужика сразу узнал. Еще до того, как услышал его имя. Сын папку не забудет.
Пусть даже папка с легкостью на сынулю забил.
Отворачиваюсь и вытираю кровь с ладоней о штанины джинсов. Достаю телефон и открываю «Гугл». Пролистав пару минут результаты поиска и поглядывая периодически на мужика, наконец нахожу, что искал.
Этого пидора год назад выпустили по УДО.
Убираю телефон в карман и сажусь на свободное место напротив папаши. Никогда еще так не напрягался. Я не боюсь того, что он может со мной сделать, я боюсь того, что сам хочу с ним сделать. Стараюсь слишком на него не таращиться. Впрочем, он и так на меня не глядит. Он глядит на крупье.
Волос у него не осталось, если не считать жиденьких прядок, стыдливо прикрывающих лысину. Я приглаживаю собственную шевелюру – как всегда густую.
Возможно, отец полысел из-за стресса, и мне такое не грозит. Не дай бог, мне вообще хоть что-то передастся от него по наследству.
В моей памяти он куда выше, шире в плечах и более грозный. Я даже немного разочарован.
Нет, я сильно разочарован. Я ведь этого пидора ненавидел, он в башке у меня засел как какой-то неуязвимый. Я даже думал, что капелька этой неуязвимости передалась мне, но вот вижу его, и гордость моя тает.
– Эй, пацан, – говорит папаша, щелкая костлявыми пальцами. – Курить есть?
Я заглядываю ему в глаза. Сына родного не узнал.
– Я, бля, не курю, козел.
Он со смехом вскидывает ладонь.
– Эй, полегче, приятель. Плохой день?
Думает, я гоню на него?
– Можно и так сказать, – отвечаю, подавшись вперед и поигрывая фишкой.
Папаша покачивает головой.
Следующий кон молчим. Потом к нему подваливает какая-то баба, у которой титьки сморщены сильнее костяшек его кулаков. Она виснет на нем и ноет:
– Я готова идти.
Папаша отпихивает ее локтем.
– Зато я нет. Говорил же, как буду готов, сам тебя найду.
Телка продолжает ныть, и тогда он сует ей двадцатку на автоматы. Стоит телке уйти, и я, мотнув головой ей вслед, спрашиваю:
– Жена?
Батек снова хихикает.
– Нет, с хуя ли?
Я открываю первую карту. Десятка червей.
– А ты был женат? – спрашиваю.
Он кладет руку на шею и, не глядя на меня, щелкает позвонками.
– Один раз. Недолго.
Ну да, сам знаю, все видел.
– Она была шлюхой? – спрашиваю. – Ты поэтому с ней разошелся?
Папка смеется и снова смотрит мне в глаза:
– Ага. Точно, шлюхой была.
Медленно выдохнув, я открываю вторую карту. Туз треф.
Блек-джек.
– А я вот женюсь, – говорю. – Не на шлюхе.
Вряд ли он понимает, что к чему. Чуть склонив голову набок, смотрит на меня с прищуром. Затем подается вперед и стучит по краю стола.
– Позволь дать тебе совет, сынок.
– Я тебе не сынок.
Он некоторое время молчит, смотрит на меня знакомым снисходительным взглядом. Потом заканчивает:
– Все они шлюхи. Ты еще молодой, не торопись. Поживи для себя.
– Я, сука, живу для себя. На всю катушку, блядь.
Он качает головой и бормочет:
– Ну и злобный же ты пиздюк. Я еще таких не встречал.
Это верно, я такой.
Я никогда не был так зол, как сейчас.
Хочется кинуться на него, запихать ему карты в глотку. Пусть даже у меня пруха.
Крупье пододвигает выигрыш, но я встаю и ухожу, пока не натворил глупостей – в здании, где до жопы охраны и камер.
– Сэр! – кричит мне вслед крупье. – Нельзя оставлять фишки!
– Забери это говно себе!
Я как можно быстрее иду в другой конец казино и там нахожу-таки Джона. Он в компании двух заплечных у пидорского «Колеса удачи».
– Сгоняй за Далтоном и Кевином. Валим отсюда.
Иду на выход и, едва оказавшись снаружи, сгибаюсь пополам, хватаю ртом воздух.
Я не мой отец.
Ни капли на него не похож.
Он жалок. Он слаб. Он облысел к ебеням, сука, мать его, боже правый!
У меня дрожат руки.
– Эй! – кричу типу, который только что вышел. – Угостишь?
Сунув сигарету в рот, он достает еще одну и протягивает мне. Потом дает прикурить. Я невнятно благодарю его и глубоко затягиваюсь. Когда пацаны выходят, я все еще хожу из стороны в сторону.
За спинами пацанов вижу папашу – он под руку с морщинистой заплечной. Парочка направляется к выходу.
– Погнали, – говорит Джон.
Я качаю головой.
– Погоди малеха.
Наконец, уже на улице, папка замечает меня.
– Ты же сказал, что не куришь, – говорит, указывая на сигарету.
– Я и не курю, – отвечаю, выпустив ему в лицо струю дыма. – Это первая.
Снова этот снисходительный взгляд. Точно так же он смотрел на меня в детстве, только сейчас обходится без побоев.
Папаша с заплечной успевают отойти шагов на пять, и я бросаю им вслед:
– Козырный у тебя денек, Пол Джексон.
Папка замирает и, выдержав несколько секунд, оборачивается. Вот теперь я вижу, вижу по глазам, что он меня узнает. Вскинув голову, он произносит:
– Я не говорил, как меня зовут.
Я пожимаю плечами и, отшвырнув сигарету, затаптываю ее каблуком.
– Мой косяк. Пожалуй, стоило сказать «папа».
Он точно узнал меня,
