народным орнаментом. Такой сорт тыкв даже имел собственное название — «Новогодняя тыква».
За одним из столов двое мужчин пили и играли в кости, в игру «Драконья семёрка». В этой игре используется набор из семи кубиков — с четырьмя гранями, с шестью, восемью, десятью, двенадцатью и двадцатью. Десятигранных кубиков в комплекте два. За другим столом сидело человек шесть, они пили, пыхтели трубками, закусывали и шумно беседовали. Ещё за одним столом сидели двое мужчин и заказывали что-то у полового. У дальнего конца корчмарской стойки стояли две женщины — юная и постарше — и с ними беседовал мужчина. Возможно, эти женщины — члены семьи корчмаря, жена и дочь.
Тольскер уверенно прошествовал к стойке, мы за ним.
— Хозяин! — громко обратился он. — Нам бы комнаты на ночь.
— Конечно, спадэн, — услужливо кивнул корчмарь. — У меня комнаты двухместные, вас устраивает?
— Само собой, — сказал Тольскер. — Значит, нам две комнаты. Мы оставили коней в твоей конюшне, пусть о них позаботятся, накормят. Я уже сказал конюшему мальчишке.
— Конечно, спадэн. Не желаете ли перекусить с дороги?
— Разумеется, желаем!
— Выпить? Не желаете ли самогоночки? У меня знатная самогоночка, спадэны, скажу я — на абрикосовом варенье. Прадедов рецепт! — корчмарь со значительным видом поднял указательный палец и потряс им в воздухе.
Тольскер хмыкнул.
— Ну что ж… Хорошая, говоришь? Горит?
Корчмарь аж подпрыгнул.
— Горит ли, мил спадэн? Пылает! Йолш тому свидетель! — корчмарь сделал рукой знак Йолша — «козу». — Сами проверьте, спадэны!
Он тут же исчез под стойкой, а вылез обратно уже с внушительной бутылью в руках. Внутри плескалась янтарная жидкость, ничем не отличная по цвету от любого другого хизга.
Корчмарь позвал нас за собой, и мы всей компанией проследовали к свободному столу недалеко от очага. На ходу корчмарь бросил половому, чтобы тот принёс кружек. Мы сели, а корчмарь с важностью поставил бутыль на стол. Прибежал половой, принёс кружки. Корчмарь разлил самогон, поставил кружки перед нами, потом зажёг лучину от свечи и поднёс к каждой кружке. Жидкость загорелась, огонёк был синего цвета и прозрачный.
— Неплохо, — сказал Тольскер, потом дунул, затушив огонь, поднял кружку, торжественно взмахнул в сторону корчмаря, и тут же сделал порядочный глоток.
Мы последовали его примеру.
— Ну как, спадэны? Знатная самогоночка? — довольно улыбался корчмарь.
Напиток, действительно, хоть и был крепок, пился легко, не было противных запахов, шибающих в нос — типа носков — а аромат и вкус действительно отдавали абрикосовым вареньем.
— Отлично, — сказал за всех Тольскер. — Только в пустом брюхе ещё сильнее заурчало.
— Сейчас-сейчас, — ответил корчмарь.
Он взял кувшин, наполнил самогоном из бутыли и оставил у нас на столе, а бутыль собрался унести обратно за стойку.
— Есть кролики, — сказал он и указал на очаг.
Там на вертеле над огнём жарились туши пяти или шести кроликов. Аппетитный аромат плыл по помещению, заставляя наши желудки выть от голода, с туш иногда капал жир и сок, и издавал шипение, попав в очаг.
— Сгодится, — сказал Тольскер.
— Ага, — кивнул корчмарь. — Всем крольчатины. Овощей, сыру, хлебу?
— Само собой, — сказал Тольскер.
— Что-нибудь ещё?
— Пока всё.
Корчмарь удалился, и мы остались сидеть в ожидании.
Корчмарь подошёл к двум женщинам у стойки и заговорил с ними, указывая на нас и на очаг. Те кивнули, и одна направилась к очагу, а вторая исчезла в подсобке рядом со стойкой. Вскоре обе подошли к нам, ставя на стол деревянные миски с овощным рагу и мясом кролика, миску с грубым хлебом и сыром.
Мы с аппетитом поели, а затем закурили — впрочем, курили только я и Тольскер — и расслабленно потягивали самогон. К нам подошла женщина что постарше и, убирая посуду, дружелюбно улыбнулась и спросила:
— Не нужно ли вам карт? Или, может, кости?
— Нет, спасибо, — ответил Тольскер.
— Не хотите попробовать нутки?
— Нутки? — удивился Тольскер.
Женщина смущённо улыбнулась и сказала:
— Я знаю, ещё не настал Праздник Йолша, но я уже начала готовить нутки. Хотите попробовать?
— Почему бы и нет, — сказал Тольскер, и женщина с довольной улыбкой покинула нас.
Вскоре она вернулась с подносом, на котором лежали нутки. Она дала каждому из нас по две нутки, кивнула и удалилась.
Нутки — это сладости, которые готовят на новогодний праздник, Йолшев День. Они делаются из варёной сгущёнки и орехов и выглядят как маленькие рунические камни. Собственно, руны на них и изображаются. Нутки коричневого цвета, а руны на них рисуются белой глазурью. Нутки можно назвать «съедобными рунами». Разумеется, самая часто изображаемая руна на них — это руна Йолша, «Кубок Йолша».
Тольскер съел только одну нутку, а вторую отдал Сэлдэну.
— У меня от сладостей зубы ломит, — сказал он.
Бедолага. Медицина в здешних местах, конечно, просто ужасная. Удивительно, что у Тольскера в его годы только зубы ломит, а не случаются приступы более серьёзных болезней.
Полакомившись нутками, ещё некоторое время проведя за распитием самогона, слушая приятный трактирный гул, стук семи многогранных костей о столешницу, треск дров в очаге, я решил, что мне пора отправляться на боковую.
Но сделать это сразу мне не удалось — я узнал, что кто-то трогал клипсу на ухе лошади, и с этим человеком произошло то, на что я и рассчитывал, когда смазывал клипсу мазью.
Я вышел наружу и сразу направился к конюшне. Там я встретил мальчика-конюшего. Он чертыхался и, прижимая к груди одну руку, второй поддерживал её и баюкал.
— В чём дело, малый? — спросил я строго.
Он заметил меня и подпрыгнул.
— Ты пытался украсть клипсу?
— Нет, господэн, — испуганно
