— В том числе на темной стороне… Ты это хотел сказать?
Я следом за братом прошелся туда-сюда, затем накинул на глаза темные линзы, но как выяснилось, мое предположение оказалось верным, потому что на всем обозримом пространстве не имелось ни одного… даже самого завалящего гуля.
Для кладбищ, особенно на темной стороне, это было неправильно. Если не гули, то хотя бы шурши или иная мелочь, как в Проклятой пасти, но должна была тут обитать. А здесь — ничего. Полная тишина во Тьме. И это притом, что явных причин для ухода местных жителей вроде бы не имелось. Тогда как халявной добычи, напротив, было столько, что тут стая моргулов бы могла пировать столетиями.
— Давай разделимся, — предложил Мэл, аккуратно ступая по чужим костям. — Тьма волнуется, но явной угрозы я нигде не вижу.
Мне тоже показалось, что Тьма в какой-то момент забеспокоилась. Но все же я кивнул, мы с братом молча разошлись в разные стороны, и я довольно быстро потерял его из виду.
Кости…
Обычно их вид не вызывал у меня какого-либо отторжения, да и при наличии остатков плоти я воспринимал это как еще один элемент действительности. Но здесь, идя по залежам чужих костей и зная, что под первым слоем есть второй, под ним третий и даже четвертый… мда. Пожалуй, мне стало немного не по себе. И я молча порадовался, что передумал возвращаться в Алтир и не взял на эту вылазку своего неглупого, но местами впечатлительного ученика.
При этом, как я ни приглядывался, никакой системы в расположении костей так и не увидел. Местами они лежали ровно. Местами, наоборот, образовывали целые горы. Но при этом складывалось впечатление, что кости не просто были целыми, не погрызенными, а находились именно в том положении, в котором животное застала смерть.
Человеческих костей я среди них не увидел.
Мертвая нежить, хотя я и искал ее особенно, мне тоже на глаза не попалась.
Однако когда я перебрался через одну из встретившихся на пути особенно высоких костяных гор, то обнаружил, что на самом деле Ведьмина долина — это не совсем долина, а скорее впадина. И наибольшие залежи скопились ближе к периметру, тогда как ближе к центру их толщина, наоборот, постепенно уменьшалась.
Мне, разумеется, захотелось посмотреть, почему это произошло, поэтому я начал осторожно спускаться. И вот тогда-то… примерно на середине пути до дна… Тьма впервые подала мне тревожный знак.
Это было похоже на предостережение. Как если бы кто-то невидимый ненавязчиво положил мне руку на плечо, молча спрашивая: действительно ли я хочу туда идти?
Чуть позже это ощущение заметно усилилось, и я прямо-таки почувствовал, как меня пока еще бережно, но уже настойчиво пытаются придержать.
Еще чуть дальше чувство, что меня не хотят пускать вперед, стало таким явным, что я замедлился. А потом и вовсе остановился, будучи не настолько тупым, чтобы не понять, что мне грозит опасность.
Но впереди не виднелось ничего необычного. Все те же кости, ровный белый ковер без малейших признаков угрозы. Ни тварей, ни ям, ни торчащих снизу кольев… абсолютно ничего, что можно было бы расценить как опасность.
Единственное, что меня насторожило — в самом центре Тьма была особенно плотной. И по ней то и дело пробегали странные волны, то заставляя отступать, то, наоборот, снова притягивая обратно.
— Чего ты боишься? — тихо спросил я, ненадолго прикрыв глаза и отдавшись на волю чувств, которые в последнее время стали особенно обостряться на темной стороне.
Тьма заволновалась, забурлила. Обвилась вокруг меня, словно пыталась обнять со всех сторон, и снова потянула в противоположную от центра долины сторону.
— Не ходи… — настойчиво прошелестела она. — Не ходи… вернись…
— Почему?
— Вернись, Артур, тебе там не место…
Рядом со мной прямо из пустоты соткался изящный девичий силуэт, умоляюще сложивший перед собой руки. Она просила, молила… она отчаянно не хотела, чтобы я рисковал, но при этом я знал — она не заступит мне дорогу и лишь молча смирится, если я вдруг по глупости сегодня умру.
— Покажи, — попросил я, все еще настойчиво к себе прислушиваясь. — Покажи то, что причиняет тебе боль.
И вот тогда Тьма неохотно расступилась.
Просто молча разошлась в стороны, словно тяжелый занавес. Отхлынула, как и в первый раз, заодно унеся с собой всю мою магию и все мои драгоценные способности. Оставив меня безоружным и абсолютно беззащитным перед лицом возможного врага. Но именно тогда я неожиданно прозрел и увидел…
Огромный круг безжизненной, высохшей до состояния корки, истощенной до предела земли, из которой вытянули все соки. Большую трещину с рваными краями, подозрительно похожую на недорытую могилу. Бурлящее внутри грязно-серое месиво, смутно напоминающее внутренности убитой мною куклы. Многочисленные каменные перемычки, удерживающие эту грязь наподобие цепей. Торчащие во все стороны толстые, покрытые глубокими язвами щупальца. Ошметки неопознаваемой, все того же грязно-серого цвета плоти, в которой с трудом просматривались очертания туловища, трех рук и четырех намертво вросших друг в друга ног. Уродливую, на редкость большую, жутковато перекрученную голову в окружении огромного клубка спутавшихся и абсолютно седых волос. Такое же уродливое лицо, которое какой-то сумасшедший решил слепить из двух разных людей. И один-единственный, наполовину заплывший глаз, который уставился на меня с неожиданно вспыхнувшей надеждой.
— Ты… — просипело это нечто, едва шевеля распухшими губами. — Ты… маг? Темный?!
Я почувствовал, как холодок пробежал между лопаток.
— Да.
— Хвала… Фолу… — измученно обмяк неизвестный, и из его глаза выкатилась мутная слеза. — Наконец-то! Боги… как же долго я тебя ждал!
Глава 11
«Арт, я не могу к тебе подойти», — шевельнулись губы у Мэла, хотя наружу не вырвалось ни единого звука.
Я успокаивающе махнул ему рукой. Поводок, разумеется, с меня тут же слетел, но видеть меня он все-таки мог, поэтому я не сомневался, что при случае и он, и я прекрасно друг друга поймем.
— Все в порядке. Так надо.
«Будь осторожен», — только и сказал на это брат, после чего я отвернулся, еще раз оглядел изуродованного до неузнаваемости… ну, видимо, все-таки человека… и поинтересовался:
— Кто ты?
— Покойник, — все тем же хриплым голосом сообщил он и тут же издал горький смешок. — А еще дурак… болван… идиот несчастный, решивший, что за любовь надо сражаться до последнего вздоха!
— Хм. Так это про тебя наверху столько небылиц рассказывают?
— Про нас, — с болью прошептал несчастный и слегка повернулся, позволив мне убедиться, что на самом деле в яме лежало не одно, а два тела. Тесно переплетенных между собой. Фактически сросшихся. Изуродованных донельзя и настолько видоизменившихся, что не всегда было понятно, кто из них кто.
