проблем. Никто не спросил, зачем туда едем, и не хотим ли продать страну подешевле?
Сто метров нейтралки и, наконец, настал момент, которого ждал. Соцлагерь остался у нас за спиной. Первый шаг в чужой мир. Обещанный сладкий воздух свободы на вкус вроде бы точно такой же.
Громко фыркнув, автобус останавливается на стоянке у турецкой таможни. Всех выгоняют на воздух. Молдаване притихли, опасливо переглядываются и явно на нервах.
Мы с Ванькой переглянулись. «Шо за дела?». Чего так боятся? Не хватало влететь в неприятности за компанию с ними. Запрещенное что-то, видно, везут? Мешков у них много.
Вальяжный турок в усах и мундире неспешно забрался в автобус. Шофер, заискивающе улыбаясь, пошел вслед за ним. Мзду, похоже, внутри ему сунет. Видимо, ездят давно, тарифы известны.
Но через минуту таможенник вышел, гневно зыркнул на молдаван, и повелительным жестом показал на площадку, где стоял мусорный бак и контейнер.
Люди потрясенно молчали. Тишину нарушал лишь урчащий автобусный дизель. За нами еще с десяток сверкающих хромом машин. Те, что шли впереди, проехали быстро.
Старшая группы подошла к усачу и, бойко объясняясь на его языке, пыталась дать деньги. Но тот грубо ее оттолкнул и еще раз махнул рукой на контейнер.
Купюры разлетелись, женщина, плача, стала их подбирать. Тогда к таможеннику подбежала уже почти вся группа. Вой, крики, кто-то бухнулся в ноги. Вырваться из этого круга турок сразу не смог, и это сильно его разозлило.
На выручку, демонстративно доставая дубинки, подбежало еще несколько усатых коллег, оттеснив несчастных в сторонку. Бунт быстро подавлен, на лица людей больно смотреть. Такого, видно, не ждали. Гагаузы, как оказалось. Язык близок, всё понимают.
Под плач и оханье содержимое больших белых мешков вывалили в мусорный бак и контейнер. К счастью для нас, контрабанда оказалась вполне безобидной. Не оружие, не наркота, как мы наивно боялись, а груз очищенных грецких орехов. Почему это вызвало сей праведный гнев, для меня непонятно. Какую опасность они представляют? И почему сразу в мусор? Ну сами бы съели…
Небольшая очередь, десять долларов виза, и ограбленный автобус нас везет в ночь. В отличие от узких и темных болгарских дорог, автобан залит светом. Три полосы в каждую сторону с идеальным покрытием и россыпь далеких огней. Мы в стране НАТО!
Для меня, как бывшего комсорга в школе и армии, это был шок. В том числе и культурный. Расскажи кто тогда, что так всё случится, я б не поверил. Всё детство выписывал «Военное обозрение», часами разглядывал глянцевые фотографии вражеских кораблей, самолетов и танков. И вот все они здесь, таятся где-то вокруг, с ядерным оружием на своих базах.
В полусне в меня целился хмурый бородач из базуки, но вдруг он растаял, и я снова увидел богиню.
Неспособная вынести физическую или душевную боль,
С осуждением в сердце я рождаюсь в низших мирах.
Хотя знаю о непоколебимом законе причины и следствия,
Я не коплю благие заслуги, а сею вокруг себя только зло.
Гуру, думай обо мне! Скорее посмотри на меня с состраданием!
Даруй благословение, чтобы я убедилась в непреложности кармы.
— Гейла? — позвал я, открывая глаза в другом мире. Ни секунды не сомневался, что она где-то здесь. Кто бы тогда спел эту песню?
Но ее не было. Я сидел в одиночестве на отвесной скале. Подо мной бездна. Солнце почти скрылось за пиками гор, и последний луч золотил их снежные шапки. Воздух чист и прозрачен, казалось, видно каждую морщинку на склонах напротив. Внизу сгущались сумерки, укрывая долину со стремительной и шумной рекой. Первые звёзды, как алмазная россыпь, брошенная щедрой рукой в бархат ночи. Там чужие созвездия и мир тоже чужой. Меня пригласили в него только на время.
Холодный ветер шевелил мои волосы, кое-где лежал снег. На голом теле лишь простыня. Чуть влажная и совершенно не греет. Неудивительно, что сильно замерз. Где Гейла? Какого черта я здесь оказался?
Встал и, вспомнив, тщательно осмотрел свои руки.
Хорошо, хоть на этот раз без крови. Если я здесь, значит, Кай снова влип. Или сильно замерз. У меня сейчас в своем мире проблем вроде нет. А вот тут могу быть. Скоро будут, если никого не найду. Значит, надо искать. Только вот где?
Глубоко втянув студеный воздух ноздрями, ощутил запах дыма. Невидимый и едва уловимый, но он точно есть. Сделав несколько шагов, заметил на снежном пятачке цепочку следов. Не кошка, тут отпечатки когтей. Собачьи, скорее всего. Причем пробегала недавно.
Я спустился по склону в том направлении, и запах дыма стал немного сильнее. Это где-то совсем рядом. Буду искать, пока не стемнело.
— Я здесь!
Ну наконец-то!
В сухой пещерке под каменным козырьком тлели угли. Гейла сидела в ее глубине. Видимо, услышав шаги, позвала. Мог бы пройти и не заметить. Заморозил бы Кайя.
Сев, протянул дрожащие руки к углям, но слишком низко, и жар обжег поначалу. Хотелось быстрее согреться.
— Зачем ты его мучаешь холодом? — стуча зубами, спросил я. — Простынь специально ему намочила? Она ж задубела!
— Кай должен высушить ее своим телом. И не одну, а два десятка за сессию. А он даже снег вокруг себя не растопит. Практика туммо, йога внутреннего огня. Сколько ни бьемся, никак ее не освоит. Потому и сбежал. Знает, что тебя пожалею.
— И как такая практика поможет его просветлению?
— Это знать пока рано, — скорчила Гейла гримаску. — Когда-нибудь придет твое время.
— А есть, что не рано? Например, что Кай убивает святых, а ты только демон? И после этого учишь духовности? — пошел я ва-банк.
Ее глаза блеснули синим огнем, тело напряглось, губы вытянулись в тонкую линию. Казалось, Гейла хочет ударить, и лишь с усилием как-то сдержалась. Воздух в пещере будто сгустился.
— В чем-то ты прав, но много не знаешь, — сказала она после длительной паузы. — Я не хотела, чтобы ты портил карму. Видимо, если молчать, будет лишь хуже.
— Я не ребенок. Просто скажи, зачем это делать.
— По сути, я уже всё тебе рассказала. «Бодхисаттва ада», ты это помнишь?
— И Кай…
— Нет, не он. Тысячеликий. Это фальшивая Земля Сукхавати. В своей последней медитации люди, используя практику пховы, переносят сознание в более благоприятный для достижения просветления мир, но неверно трактуют посмертные знаки и попадают в ловушку.
— И Тысячеликий…
— Убивает их, как только созреют. Для всеобщего блага, как это он понимает.
