будто Виктор по состоянию здоровья признан негодным к военной службе в военное время и собирается завербоваться на Колыму.
Данила, по догадкам Нины, испытывал повышенную заинтересованность в судьбе Лунина, хотя пытался скрывать это от нее.
— Убей меня бог, Катенька, он ревнует меня к Витьке! — делилась Нина с подругой своими наблюдениями.
Однажды, когда Данила вернулся с работы и, на правах близкого человека, не постучавшись, открыл дверь, Нина, до того ковыляющая с протезом по комнате, вдруг вспыхнула, испуганно метнулась было к кровати, но, потеряв равновесие, упала.
— Зачем так, зачем? — закричала она, не позволяя поднять себя. — Вот научусь ходить, тогда врывайся…
— Ну, извини меня дурака, Ниночка, извини…
Она взглянула на него, смягчилась и, улыбаясь сквозь слезы, проговорила:
— Ломишься, как медведь в сказке к Машеньке в землянку…
Нина быстро поправлялась, уже предвкушая тот день, когда сможет выйти на работу, — правда не к станкам, а контролером в цех. Мерительные инструменты она заблаговременно изучала с Данилой. Он хвалил ее за понятливость и находил «несомненные способности к техническим наукам». Тогда не нужно будет целыми днями сидеть дома одной и ждать мужа.
Данила возвращался всегда оживленный, надышавшийся свежего воздуха по пути, и то ли в шутку, то ли всерьез уверял Нину, что бежал до дома взапуски на удивление всем прохожим.
— Мочи нет, как истосковался по тебе!
Накрытый стол дожидался Данилу. Он потирал от удовольствия руки.
Нина всегда ухитрялась из скудных военных запасов приготовить что-нибудь вкусное. Данила ел и только похваливал. Нина раньше не знала за собой кулинарных способностей. Она много чего не знала о себе. Бывало, Нина больше часу едва могла усидеть за книгой, а, закончив школу, чтение относила к пустым занятиям, предпочитая, как она говорила в свое оправдание, «общение с людьми».
Сейчас Нина дочитывала библиотеку Данилы, и ему приходилось чуть ли не силой выгонять ее на улицу погулять.
Город отдыхал от воздушных налетов; они становились все реже, а мастерство зенитчиков — точнее.
Первая военная весна, чуть стаял снег, открылась огородниками. Получили участок и Седов с Ниной. На землю они возлагали не только хозяйственные надежды: поездки за город, несмотря на тесноту в поездах, приносили большое удовольствие.
Нина загорела на воздухе, а волосы стали еще светлее. Данила уговорил ее купаться. Невдалеке от города текла речушка, и в ней можно было поплавать. Искупавшись, Данила брался за тяпку, а Нина ложилась читать в тень.
Однажды мужа вызвали в военкомат, он отсутствовал часа три, показавшиеся Нине целой вечностью. Она знала, как Данила все время рвался на фронт, правда, это было до их совместной жизни, а каково его настроение теперь, она боялась спрашивать.
И он молчал. Впервые что-то похожее на отчуждение вставало между молодыми супругами.
В его отсутствие Нина вымеривала шагами комнату, стыдила себя и спрашивала: «А как же другие жены фронтовиков?» Потом прилегла на диван и внезапно уснула: такое иногда случалось с ней в минуты большого нервного напряжения.
Данила вернулся из военкомата, как всегда чуточку запыхавшийся. Она встала ему навстречу, в висках стучало от волнения.
Он бросился к ней, усадил на тахту.
— Я очень просился на фронт, Ниночка, но я остаюсь…
«Значит, просился, все-таки, не посчитался со мной…» — отметила про себя Нина, но в тот же миг ей стало совестно своих мыслей и боязно, как бы Данила не догадался о них.
Сегодня они приехали на огород вместе и вместе уедут. А завтра плечо к плечу пойдут в цех. Целый день Данила будет у нее на глазах. То она увидит гладко причесанную голову мужа, склоненную над тисками новичка-слесаря, то в окружении ремонтников он пройдет осматривать выбывший из строя станок.
Будет и наоборот: проверяя скобой штабеля колец по наружному диаметру или осторожно подсовывая кольцо за кольцом под нервную стрелку миниметра, вся уйдя в работу, она вдруг ощутит на себе взгляд Данилы.
Вечером он обязательно скажет ей, что в черной шевьетовой юбчонке, вытянутой на коленках и в подпоясанной узким ремешком спецовке — она показалась ему чудом красоты. И что он готов был расцеловать ее руку, машинально откидывающую тыльной стороной ладони упавшие из-под косынки пряди волос.
Глава 19
Трагическое происшествие с невестой заместителя секретаря комитета комсомола и то, как он стоически переносил его, окружило Виктора Лунина в глазах некоторых девушек завода романтическим ореолом.
Не осталась равнодушной к Виктору и Фаина Павлова. Она, как большинство девушек военного времени, отложив мечту об институте до лучших времен, поступила работать на завод, где работал Виктор Лунин, и тут, чуть ли не в первый день, увидела его на комсомольском собрании.
Вскоре разнеслась весть, что женитьба Лунина расстраивается по его вине, и кое-кто из рабочих перестал здороваться с ним. Фаина не относилась к их числу, — наоборот, — в поступке Лунина она находила проявление смелости честного человека: разлюбил — отказался, чем мучиться всю жизнь.
Фаина постаралась высказать Лунину свои взгляды по дороге в трамвае. Он был тронут, благодарен малознакомой девушке, потому что чувствовал себя одиноким и нуждался в утешении.
Они сошли на одной остановке. Черные глаза Фаины из-под меховой шапочки с дружеским сочувствием все время были устремлены на него.
Вытащив на прощание теплую руку из варежки, она многозначительно проговорила:
— Мы друзья с сегодняшнего вечера, не правда ли?
— Да, разумеется, — подтвердил Виктор из вежливости. Но, как быстро выяснилось, в обязанности друга Фаина включала ежедневные встречи, провожания. Поначалу это угнетало Лунина, особенно если на ум приходили невольные сравнения с Ниной: тогда он проявлял активность, а тут девчонка навязывалась сама. Потом он привык. И даже стал скучать, когда девушка работала в вечернюю смену, и они не могли увидеться.
Поездка Виктора на Север решила Фаинину участь. Он сделал ей предложение. Фаина готова была ехать с ним за тридевять земель!
— А ты уверена, что я люблю тебя? — сам не зная, для чего он дразнит жену, как-то спросил у нее Виктор.
— Еще бы, иначе не женился бы. Моя мама считает тебя очень порядочным парнем.
Виктор поспешил взлохматить густые, черные волосы своей подруги и притянуть ее к себе.
На Севере Лунин прихварывал, часто хандрил. Работа электриком представлялась Виктору ниже его возможностей. Упрекал отца, упрекал себя, что поддался уговорам бросить завод… Ради того, чтобы восстановить свой авторитет, совсем не обязательно было уезжать. А деньги здесь не легко даются!
Летом началась сущая пытка от гнуса. Проклиная все на свете и задыхаясь от накомарника, Виктор, как ни отваживался, не мог обойтись без него.
Фаина
